Последний рейс «Фултона» (повести) - Борис Михайлович Сударушкин

Ознакомительный фрагментчасть под командой Перхурова свернула к гимназии Корсунской, где было решено разместить штаб, другие по Стрелецкой двинулись к штабу Красной гвардии.

На театральной площади орудие развернули напротив гостиницы Кокуева. У панорамы присел прапорщик – тот самый, который перепугался фейерверка. Привычно закрутил маховички. Ствол орудия стал задираться вверх.

– Заряжай! – азартно выкрикнул прапорщик.

Тяжелый снаряд из рук в руки скользнул к орудию. Лязгнул замок. Пушка оглушительно ударила, подпрыгнула. В окне гостиницы вспыхнул нестерпимый фиолетово-белый огонь разрыва…

Часть вторая. Баржа

Всполье

Шестого июля на рассвете по Власьевской улице мчалась, приседая на рессорах, пролетка. На козлах – пленный австриец, служивший в военном комиссариате кучером. Он испуганно охаживал коня кнутом.

За австрийцем, сжимая в правой руке бутылочную гранату, стоял мужчина в шинели. Грохоча по булыжнику, за пролеткой чадил бензиновой гарью бронеавтомобиль. Из клепаной башенки торчал ствол пулемета, но почему-то не стрелял.

Происходил какой-то странный поединок. Когда бронеавтомобиль угрожающе нагонял пролетку, военный замахивался гранатой – и машина трусливо отставала.

На Сенной площади кучер завернул на Пошехонскую улицу. Бронеавтомобиль занесло, он налетел на каменную тумбу на углу. Заскрежетав, окутался дымом из всех щелей и уткнулся в забор.

Военный помахал рукой, и пролетка свернула на Угличскую. Он уже не видел, как в бронированном боку автомобиля открылась дверца и из машины вылез провонявший бензином командир бронедивизиона. Следом за ним, в хромовой кожанке нараспашку, – Менкер. Заорал:

– Ты куда, черт, правил? Это же военком Громов. А у меня ленту перекосило!

Командир бронедивизиона высморкался, пнул вывернутое колесо.

– Иди ты, Менкер, знаешь куда?.. – озлился он. – Мне теперь «главноначальствующий» за машину голову оторвет…

…Пролетка подкатила к станции Всполье. Военком спрыгнул, сунул гранату в карман. Недовольно огляделся.

На станции паника, как перед концом света. Люди мечутся, толпятся, ругаются. Орут дети, толкаются бабы с узлами, гремят котелками красноармейцы. Прямо не станция, а цыганский табор, у которого хохлы-конокрады лошадей увели.

Военком схватил за рукав какого-то красноармейца с медным чайником, чуть не столкнувшего его с ног.

– Чего тут делается, товарищ?

Служивый попытался выдернуть рукав:

– А я знаю?

– Куда же бежишь тогда, оглашенный?

– За кипятком, мы щас трогаемся. Не то Колчак-стульчак фронт прорвал, не то англичанка на пароходах по Волге приплыла.

Громов отпустил его, поймал железнодорожника с чумазым лицом. Тот новость выдал еще веселее:

– Деникин Москву взял, сейчас сюда нагрянет, шешнадцать дивизий. А мы бежим!..

– Ну и беги, черт сопатый! – рассвирепел военком, пошел искать начальника станции.

На путях дымил паровоз, стояли вагоны, вперемешку пассажирские и товарные, битком набитые людьми. Бабы с узлами лезли уже на крыши, на буфера воинского состава. Красноармейцы лаялись, грозили винтовками, но их не слушали, лезли, отталкивая друг друга.

Военком с трудом протискался в низкое, обшитое досками здание вокзала. Начальник станции – охрипший, бледный как смерть, – сидел за столом, рвал какие-то бумаги и, плечом прижав телефонную трубку к уху, кричал:

– Некому, некому командовать! Формируем составы и отступаем. Снаряды уже на путях рвутся…

– Зачем врешь, людей пугаешь? Мотай отсюда! Я буду здесь командовать! – выхватил трубку Громов.

Дежурный обиделся, стал требовать документы.

Никаких полномочий и официальных бумаг у комиссара не было. И он сказал начальнику станции почти миролюбиво:

– Я бы тебя сейчас расстрелял, да некогда. Один вред от тебя. Марш отсюда, пока цел!

– Мандат, говорю, давай! – начальник станции выпятил живот, форменный китель чуть не треснул.

– Вот мой мандат! – военком выложил на стол тяжелую гранату. – Только что подписан, еще тепленький. Ну, какие тебе еще нужны документы?

Начальник станции опасливо покосился на гранату. Быстро сориентировавшись, встал навытяжку:

– Слушаю вас!

Громов по-хозяйски сел на его стул, смахнул на пол бумаги.

– То-то. Какие составы на путях?

– Проездом кавалерийский полк.

– Посылай человека за командиром. Что еще?

– Состав с артиллерией. Но она на Колчака идет.

– Вели разгружать.

Пришел командир полка – угрюмый, с дергающимся от контузии лицом. С ним комиссар – худой белобрысый парень в опрятной солдатской рубахе.

Этих убеждать не пришлось – поняли с полуслова. Уже через час цепь красноармейцев рассыпалась от Рождественской до Угличской улицы.

В присутствии волевого, энергичного военкома начальник станции пересилил страх:

– Какие будут еще распоряжения, товарищ командующий?

Громов довольно покрутил ус – такое обращение ему понравилось.

– Собирай рабочих, служащих. Чтобы ни один не болтался, за порядок на станции с тебя спрошу…

Рабочие разгрузили четырнадцать трехдюймовых пушек, а артиллеристов нет. Военком сам побежал на станционный телеграф – здесь безусый, молоденький телеграфист с ткацкой фабрики. Нервничает: мать с отцом за Которослью, а он здесь без дела сидит. Увидев военкома, обрадовался, сразу взялся за ключ.

– Кого вызывать?

– Стучи по соседним губерниям, – приказал комиссар, продиктовал: – «В городе восстание, шлите отряды и по возможности артиллеристов».

По телефону дозвонился до Московского вокзала.

– Барышня! Дай мне дежурную комнату железнодорожной милиции.

– А вы белый или красный?

Военком хмыкнул, переглянулся с телеграфистом. Дернув кончики усов, шутливо ответил:

– Вообще-то я брюнет, барышня. Но по убеждениям – красный.

– Миленький, – зашептала телефонистка. – Не только милиции – и служащих нет.

– Куда же они подевались?

– Приходили белые, всех железнодорожников забрали. Остальные по домам разбежались. И я сейчас убегу, страшно.

– Барышня! Подожди! Я тебе сейчас таких кавалеров пришлю – все страхи забудутся…

И Громов послал к Московскому вокзалу отряд кавалеристов. Рабочим-железнодорожникам приказал валить на Угличской улице столбы, катить со складов пустые бочки и строить баррикаду, чтобы закрыть броневикам мятежников путь к продовольственным пакгаузам.

Человек решительный, опытный, он понимал – надо любой ценой взять у мятежников артиллерийский склад. Собрал отряд красноармейцев-фронтовиков:

– Успех – в неожиданности. Поэтому «ура» – не кричать. Коли штыком, бей прикладом – молча. Выбьем контру – ставь пулеметы, и чтобы ни одна живая душа к складу не подошла…

Проходными дворами, через заборы обогнули Леонтьевское кладбище и подкрались к складу со стороны, откуда красных мятежники не ждали. Штабс-капитан Лозинский рассудил, что их надо ждать от вокзала, туда и пулеметы направил. Да вот ошибся. Красноармейцы молча, как наказал военком, без выстрелов бросились вперед и перекололи отряд Лозинского штыками, лишь трое убежало.

По-новому расставив пулеметы, военком рассредоточил бойцов, вызвал рабочих. Они напрямик, через кладбище, стволами выворачивая кресты, потащили к станции пушки, покатили пулеметы.

Когда Перхуров послал к складу за оружием, пулеметные очереди переполосовали отборных офицеров-боевиков. Рухнула надежда мятежников заполучить артиллерию.

Пока военком отбивал артсклад, собирал артиллеристов, устанавливал орудия, вырвавшиеся из города члены Горисполкома, люди, советской власти преданные, но в военном деле несведущие, создали штаб.

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---