Железная хватка - Чарльз Портис

Хвала Богу за Гаррисонов акт о наркотиках.^[28] И еще за Акт Волстеда.^[29] Я знаю, губернатор Смит — «мокрый»,^[30] но это из-за национальности и веры он такой, а лично с него за это спрашивать нельзя. Мне кажется, верность он должен хранить в первую очередь стране, а вовсе не «непогрешимому Папе Римскому». Эла Смита я вот ни столечко не боюсь. Он хороший демократ, и когда его выберут, я верю — он правильно поступит, если ему поджилки республиканская братия не подрежет, не загонит его в могилу раньше срока, как с Вудро Вильсоном^[31] поступили, с величайшим пресвитерианским джентльменом своего века.

Два дня я пролежала. Миссис Флойд обходилась со мною любезно, еду прямо в постель приносила. В комнате было так холодно, что она не выдерживала подолгу и вопросов не задавала. А в почтовом отделении дважды в день про мое письмо спрашивала.

Бабушка Тёрнер каждый день после обеда укладывалась отдохнуть, и я ей читала. Лекарство она принимать любила, пила его стаканами. Я ей читала о процессе Уортона в «Новой эре» и «Подъемнике». А кроме того, еще одну книжечку — ее кто-то забыл на столе, называлась «Разочарование Бесс Кэллоуэй». Там про девушку из Англии, она все никак не могла решить, за кого ей выйти — за богача Алека со сворой собак или за проповедника. Хорошенькая она девушка была, и жизнь ее к тяготам не принуждала — ни готовить самой ей не надо было, ни работать, и выйти она могла за кого угодно. А тяжко ей приходилось потому, что никогда не говорила, что у нее на уме, только заливалась румянцем да разводила тары-бары. И все вокруг никак не могли взять в толк, к чему же это она клонит. От этого и книжку читать было интересно. Нам с бабушкой Тёрнер обеим понравилось. Те части, где с юмором, приходилось читать дважды. Бесс в итоге вышла за одного ухажера, только он оказался гадкий и черствый, я забыла, кто из них.

На второй вечер мне стало получше, я встала и пошла ужинать. Торговец со своими карликовыми арифмометрами уже уехал, и еще четыре-пять мест за столом пустовало.

Под конец трапезы вошел чужак с двумя револьверами и объявил, что ищет себе кров и стол. Приятный мужчина, лет тридцати, а на голове — «вихор», словно корова лизнула. Ему помыться б не мешало и побриться, но сразу видно: он не всегда в таком состоянии. Похоже, из хорошей семьи человек. Глаза светло-голубые, волосы темно-рыжие. Сам в длинном плисовом пальто. Держится чопорно, а на лице такая заносчивая ухмылка играет, что как в твою сторону посмотрит — аж не по себе.

Перед тем как за стол сесть, он шпоры забыл снять, и миссис Флойд его отчитала: не хочу, говорит, чтобы мне ножки стульев еще больше царапали, — а поцарапаны они и так были изрядно. Человек извинился и оплошность исправил. Шпоры у него были мексиканской разновидности, с большими колесиками. Он их на стол положил, возле своей тарелки. Потом вспомнил про револьверы, расстегнул ремень и повесил его на спинку стула. Фасонный такой ремень — толстый, широкий, с патронташем, а рукояти у пистолетов — белые. Нынче такое увидишь разве что на представлениях «Дикий Запад».^[32]

Ухмылочка этого чужака и уверенность манер за столом всех несколько прибили — кроме меня, — и разговоры стихли, все ему старались услужить, передавали то и се, будто он важная шишка. Должна признаться, я и сама чуть поволновалась, что сижу вся непричесанная, нос красный.

Вот он ест, а сам через стол мне щерится и говорит:

— Здрасьте.

Я кивнула и ничего не ответила.

— Тебя как зовут? — спрашивает.

— Как назвали, так и зовут, — ответила я.

Он говорит:

— А я возьму и угадаю — Мэтти Росс, не иначе.

— Вы откуда знаете?

— Моя фамилия Лабёф, — говорит он. Произносил-то он ее как-то вроде «Лябиф», но писал скорее так. — Я твою мать видел всего пару дней назад. Она за тебя волнуется.

— А что у вас к ней за дела, мистер Лабёф?

— Вот как доем — расскажу. У меня к тебе есть конфиденциальный разговор.

— С нею все хорошо? Что-то случилось?

— Нет-нет, с нею все прекрасно. Ничего не случилось. Я тут кое-кого ищу. Поговорим после ужина. Есть очень хочется.

Миссис Флойд говорит:

— Ежели это касаемо смерти ее отца, то мы все про нее знаем. Его убили прямо перед этим самым домом. И на крыльце у меня до сих пор кровь осталась, куда его тело внесли.

А этот Лабёф отвечает:

— Это касается другого.

Миссис Флойд же опять всю перестрелку в красках описала и постаралась выведать, что у него за дело, но он лишь улыбался да ел, а выдать ничего не выдал.

После ужина мы вышли в залу и сели в уголке подальше от прочих постояльцев — Лабёф там поставил два стула лицом к стенке. Мы таким причудливым манером уселись, и он вытащил из своего плисового пальто маленькую фотокарточку и показал мне. Вся она была мятая и тусклая. Я присмотрелась хорошенько. Лицо на ней моложе и без черной отметины, но вопросов не возникло — то был портрет Тома Чейни. Я так Лабёфу и сказала.

А он говорит:

— Твоя мать его тоже опознала. Теперь я тебе новость сообщу. Настоящее имя у него — Терон Челмзфорд. В Уэйко, штат Техас, он насмерть застрелил сенатора штата по фамилии Биббз, и я иду по его следу вот уже почти четыре месяца. Он в Монро, Луизиана, развлекался и в Пайн-Блаффе, Арканзас, а только потом объявился у твоего отца.