Икосаэдр - Андрей Валерьевич Скоробогатов

когда я вошёл. С надорванным воротничком, закатанным рукавком и без нижней пуговицы, этот наивный предмет гардероба показался мне самым сексуальным, что только можно было придумать. Она хотела, я видел это. Боялась и хотела, понимая, что лучшего в её жизни могло и не произойти, что тридцатилетний семейный человек, не грубый, заботливый — это невозможная удача.

И мне хотелось, неистерпимо хотелось её плоти, её ответной ласки и эмоций. Но я чувствовал себя насильником. И предателем. Я понимал, что хоть и имею на то полнейшее право по закону — не вполне имею его по своим внутренним убеждениям.

— Ты знаешь, я люблю Жанну, — зачем-то начал я. — Мы знакомы со школы, я её первый и единственный мужчина, и…

Она подошла и бесцеремонно положила ладонь мне на губы. От касания её пальцев я понял, что закипаю внизу. Нет, она определённо была невинной, и именно в этом вся причина такой сильной химии — не во внутреннем запрете, не в подостывшей за десятилетие супружеской кровати, не в природной красоте и тем более не в Великом и Непостижимом Чувстве, о котором сложены поэмы и сняты мыльные сериалы. А в банальных феромонах, успокаивал я себя.

Мои руки уже расстёгивали пуговицы на её груди. Она дотянулась рукой до выключателя-рычажка и убавила свет. Рубашка упала на пол, и я увидел её. Острые чешуйки вокруг сосков напоминали мордочку сказочного существа, которого она рисовала на крохотных бумажечках. Я схватил её за талию и закинул на стол, удивившись, какая она лёгкая при таком росте. Мои губы прошлись по жаберной щели и впились в горячие, дрогнувшие от волнения губы моей рабыни. Внизу расцветал бутон.

* * *

Несмотря на свечи вокруг бассейна, во всём этом было больше механического, чем страстного. Дистилированная вода, налитая на три пальца, уже остыла и едва касалась нижней стороны бёдер, отчего было сыро и неуютно. Жанна сидела на краю бассейна, пытаясь получить удовольствие от того, что глядит на нас. Я старался не смотреть на неё и не касаться Эльвиры руками, хотя мне очень этого хотелось, а двое из трёх моих отростков продолжали совершать прелюбодеяние, уже пятое или шестое по счёту за ночь.

— Она… Она должна быть пустой, — повторяла Жанна, глядя, как беззвучные спазмы сжимают тело нашей партнёрши, а из лона выходит новая порция икринок. — Убирай! Скорее!

Наконец, перестало выходить что-то иное, кроме слизи. Новое облачко молоки испачкало воду у бёдер Эльвиры, Жанна стала ласкать себя быстрее, пока, наконец, не крикнула:

— Чёрт! — отпихнула меня и грубо, жадно поцеловала Эльвиру, застонав и подставив ладони между ног.

На ладони лежала икра — совсем чуть-чуть. У неё получилось. У нас получилось. Живот Эльвиры тем временем начал сокращаться, всасывать моё семя, и Жанна бросила свою икру на неё. Всю, даже не сосчитав, сколько там икринок.

— Постой, надо же отобрать не больше пяти! — попытался остановить её я, но было поздно.

— Придётся… выбраковывать, что поделать.

Когда коллективый нерест закончился, мы обнялись и отправили Эльвиру за дополнительными салфетками на кухню, потому что запасённых уже не хватило.

* * *

Узи показало пять яиц. Двое или трое из них однозначно требовалось убрать до окончания вынашивания — иначе случился бы выкидыш, как это обычно и происходит в природе. От одного до трёх можно было оставить, и тогда выбраковка должна была произойти уже на стадии головастика.

— Давай оставим три, — сказала Жанна, отведя меня в сторону, пока Эльвира одевалась. — Ну, или хотя бы два. При нашем социальном рейтинге…

— Я не хочу. Чтобы мой ребёнок. Рос рабом, — твёрдо сказал я.

— Твой ребёнок не будет расти рабом. Будет расти твой слайв. Посмотри на нас — мы умные, здоровые люди. Нам хорошо заплатят, тот же Булгарский питомник, я посмотрела, готов взять за триста…

Эльвира подошла и тихо положила руку мне на плечо. Я посмотрел на её лицо — она кивнула.

Когда я вёз её на операцию по изъятию отбраковки, то не удержался и спросил её:

— Почему ты согласилась, чтобы наш… чтобы выношенный тобой головастик стал слайвом?

«Потому что я хочу, чтобы у него повторилась моя судьба. Я счастлива жить с вами».

— Прямо-таки счастлива? — удивился я, прочитав сообщение на смартфоне у руля. — Ну, возможно, мы неплохие, это да. Но ведь это рулетка. К тому же, помнишь, как мы отчитали тебя за сломанную кофеварку!

«Мне стыдно до сих пор. Да, рулетка. Но хороших людей, мне кажется, больше.»

— Слушай, а кем бы ты хотела стать, если бы… не стала слайвнессой?

«Певицей в инди-группе».

Я хохотнул, но потому сказал:

— Прости. Да, клавишные, кстати, до сих пор так и не пришли, надо проверить, что с тем магазином… Но ведь… Ты же всё равно была, ну, понимаешь. Немой.

«Нет. В питомнике специально делают немыми. Для покорности, ну и чтобы отличать от свободных. Говорят, побочный эффект экстракта железы морского вола, которым кормят отбракованных головастиков, чтобы привить покорность.»

Я резко затормозил.

— Ну-ка, подробнее. Откуда ты это узнала?

«В интернете. Но тоже помню коробочки, ещё в училище при питомнике находили большую кучу за инкубаторами. Ещё пишут, что головастикам протыкают что-то через жабры, но я такого не помню. Может, и протыкают.»

По всем правилам я должен был сейчас ударить её, либо, как минимум, сделать внушение. Все эти разговорчики об ущемлении прав, о каком-то сознательном увечьи, да ещё и сказанные в присутствии хозяина… Нет, конечно, свободные люди вольны обсуждать что угодно, но вот слайв со своим хозяином — это по меньшей мере, недопустимо.

— Это ложь, — твёрдо сказал я. — Отбракованные — это те, кто стал рабами.

«Не бойся, ничего страшного, — написала она и улыбнулась. — Я давно привыкла. Тем более — сейчас такие средства связи, я не ощущаю себя ущербной».

Потом дописала:

«Тем более — вы такие классные. Люблю вас.»

* * *

Кризис набирал обороты. На работе меня перевели на половину ставки, фотостудия супруги не приносила ни единой копейки, а до выплаты кредита, как назло, оставалось всего пара месяцев.

Время щедрот прекратилось. Никаких походов в рестораны. Беременная нашими детьми слайвнесса уже неделю как питалась самым дешёвым сухим кормом. За две недели до родов Эльвиры Жанна позвала меня на кухню и предложила:

— Слушай… я подумала. Может, отдадим всех троих? Как