Вороная - Анна Рыжак

Люблю, целую. Валентина, 1942 год».

Зоя была потрясена. Неужели в доме находится тайник с драгоценностями фрейлины царского двора? Она прижала ладонь ко рту, будто боялась, что губы не удержат только что открывшуюся ей тайну.

На лестнице послышались шаги. Зоя без труда различала настроение матери по дыханию и скрипу ступеней под ее тапками из овчины. Судя по всему, она была не в духе.

Когда Исталина зашла в комнату, Зоя уже завязывала шарф. Мать встала в дверях и молча сверлила ее тяжелым взглядом, скрестив руки на груди.

— Я уже готова! — прощебетала она, оправдываясь.

— Еще минута, и ты останешься дома чистить картошку к обеду.

Зоя прошмыгнула мимо и быстро спустилась по старой деревянной лестнице, перешагивая через две ступеньки.

***

Ефим Петрович закончил чистить двор и наслаждался тишиной зимнего утра, жмурился от солнечных лучей и выдыхал густые пары приятной усталости в звенящий морозом воздух. Он смотрел, как синицы клюют привязанное к кормушке сало и думал о том, как прекрасен мир без войны. Снег переливался на солнце, будто кто-то обронил сотни самоцветов. Он заметил высунувшийся помпон из-за двери — Зоя нагнулась, чтобы заправить штаны в валенки. Улыбнулся. Что за прелесть — дети? Такие непосредственные. Очаровывают простодушием и так старательно пыхтят до покраснения лица, когда надевают обувь.

— Готова, кроха?

Забавная мордашка высунулась из-за двери.

— Не быть тебе разведчиком! — он улыбнулся и подпер лопатой дверь сарая. — Я тебя обнаружил за укрытием.

Зоя рассмеялась, и они вышли из ворот. Отец прихрамывал. После ранения на фронте кости ноги срослись неправильно, но делать операцию он не хотел. Поэтому отец и дочь шли медленно по городской улице старинных особняков, принадлежавших раньше тобольским купцам. В них советское руководство сделало коммунальные квартиры, открыло магазины и государственные учреждения. Они решили сделать круг и немного прогуляться.

— Ты сегодня не пойдёшь в магазин?

— Нет, сегодня мне дали выходной…

Когда шли мимо кинотеатра, видели, что на крыльце толпились дети и подростки. Ефим Петрович указал на один из домов поблизости.

— Представляешь, когда-то здесь жил Император Николай II со своей Семьей. После отречения его отправили в наш город в ссылку. Твой прадед отправлял со своего производства на их кухню рыбную продукцию. Он очень уважал Его Семью, передавал самых вкусных щук, осетров и муксунов.

— В этом?

— Да, в этом, двухэтажном с балконом.

Пока проходили мимо особняка, Зоя рассматривала высокое крыльцо и большие окна.

— Раньше дом был обнесен деревянным забором, чтобы Узники не видели горожан, и чтобы на них никто не смотрел, — продолжил отец. — Вокруг стояла вооруженная охрана. Заключенным разрешалось выходить только на небольшой дворик. И так как они не привыкли к нашим сибирским морозам, Император с дочерьми забирались на крышу вот этой оранжереи и грелись на солнышке, а Императрица с сыном принимали солнечные ванны на балконе, — отец указывал на все рукой. — Зимой они сами пилили дрова и чистили снег. Однажды дети Царя построили горку, но солдаты разрушили ее, потому что им показалось, что с нее было видно город и прохожих. Такие строгие были правила! В соседнем особняке, что сейчас позади нас, в доме купца Корнилова, жили их слуги.

— За что же их отправили в наш город?

— Если коротко, то поменялась власть, Императору пришлось отречься от престола.

— И как они оказались здесь?

Отец и дочь шли по заснеженной дороге, мимо них пронеслась лошадь, запряженная в сани, груженые дровами. Их окутал свежий запах только что срубленных березовых чурочек. На горе звонарь забил в колокола Софийского собора.

— Из Петрограда семью Романовых отправили поездом до Тюмени. Потом они пересели на пароход и по Тоболу плыли до нашего города. И так же, как сейчас нас, их встречал колокольный звон белокаменного Кремля на горе. Горожане узнали, что в Тобольск едет Николай II, и поэтому много людей собралось на набережной поглазеть на него. Но так как оказалось, что дом для них был не готов, Царской Семье пришлось жить неделю на пароходе. Они плавали по Иртышу и иногда выходили на берег, чтобы прогуляться. Дети собирали осенние полевые цветы для венков и желтые листья для гербариев и потом снова возвращались на судно. Через неделю дом отмыли, закупили всю необходимую мебель и позволили им заселиться.

— Это было бы то же самое, если сейчас в тот особняк заселился Брежнев?

— Именно так.

— Ого! Вот это, должно быть, человек был! Этот Николай Романов.

— Раньше сюда ссылали много людей, кто думал не в унисон с властью, — вздохнул отец, — и писателей, и политических деятелей, и ученых.

— Будто Сибирь — это какое-то ужасное место! У нас здесь такая красота! Немного холодно зимой, но стоит надеть валенки и шубу — и никакой мороз не страшен! То же мне — наказание! Приехать жить в Тобольск, — по-детски возмущалась Зоя.

Отец от всей души рассмеялся от негодования дочери. Он приобнял ее и потрепал за плечо.

— Что же с ними стало потом?

— Хм… Временное правительство перестало снабжать их деньгами, поэтому бывшему Царю пришлось отпустить слуг. С ними остались только самые верные друзья и преданные люди, которые работали бесплатно. У них было скудное питание, поэтому добросердечные тоболяки передавали им еду — дичь, рыбу, яйца, хлеб. А на Пасху — куличи и творог. Потом их забрали в Екатеринбург, и там расстреляли. Все-таки Тобольск был патриархальным городом, здесь очень любили Царя и уважали, горожане не одобрили бы расправы над ним. На Урале же рабочие на заводах имели новые взгляды на жизнь, были настроены враждебно по отношению к старой власти. Там с Царской Семьей разобрались быстро и бессердечно.

— Интересно, была ли среди друзей царя баронесса Буксгевден?

— Первый раз слышу, — удивился отец. — А почему ты спрашиваешь?

— Так, где-то встречалось это имя.

— Может быть, и была. За ними много преданных людей приехало.

Они дошли до Базарной площади, где возле прилавков уже толпились люди. Здесь в любое время года бабушки торговали семечками, овощами из погреба и соленьями. Сегодня с товаром пришел охотник: бородатый дед, одетый в белый фартук поверх фуфайки; он раскладывал товары на прилавок. На голове у него, как орел, расправивший крылья, красовалась шапка-ушанка. Он продавал пойманную в местных лесах дичь — мясо лося, зайца и перепелки. Над деревянным прилавком висели шкуры — выделанные, отливающие на солнце драгоценным блеском меха горностая, лисицы и белки.

— Покажи-ка нам лису, гражданин хороший, — пошутил отец.

Охотник разложил на руки товар