За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

Кобра грациозно изогнулась: сейчас последует бросок с раскрытой пастью, удар ядовитыми зубами. Бросок молниеносный — 0,24 секунды, и яд проникнет в мое тело, а у меня нет никакой возможности для маневра, уклониться, отскочить невозможно, увернуться немыслимо. Я отшатнулся и, сорвавшись, тяжело грохнулся вниз. Однако в тот момент никакой боли не почувствовал и тотчас оказался на ногах.

Сердце колотилось в груди, как пойманная муха в кулаке. Змея находилась на прежнем месте, я ясно представлял, что получится, если она последует за мной. Затаив дыхание, я смотрел на кобру, застывшую, как изваяние. Глядя на кобру, я вспомнил слова знакомого зоолога, специализирующегося по пресмыкающимся: «Змея — символ вечности, мудрости, быстроты, вероломства, хитрости и коварства».

Обоюдное созерцание продолжалось недолго. Родились новые звуки: за спиной что-то зашуршало, зашелестело. Вообразив, что в колодец спускается целое полчище кобр, я прыгнул вперед и уткнулся разгоряченным лицом в сырую глину. Не обращая внимания на боль, я тотчас обернулся и вздохнул с облегчением. На стенке, противоположной той, где в трещине сидела кобра, слой влажной глины кончался примерно в полуметре от поверхности. Дальше шел сухой суглинок и песок. Теперь песок, вероятно от сотрясения, вызванного моим падением, медленно заструился вниз и, осыпаясь, мелодично шуршал.

Удостоверившись, что кобра продолжает оставаться на старой позиции, я немного успокоился, но на всякий случай отодвинулся подальше. Ко мне вернулось самообладание; маловероятно, чтобы змея, даже оказавшись в столь непростой ситуации, отважилась преследовать человека. Правда, она могла выпасть из трещины и соскользнуть вниз, — но я зорко следил за каждым движением пресмыкающегося и сумел бы переместиться от опасного соседства подальше.

Но почему же никто не приходит мне на выручку? Куда подевался мой маленький спутник? А может, и он провалился в такой же колодец? Но размышлять над этой проблемой долго не пришлось, судьба уготовила мне новое испытание.

Струйки сухого песка нескончаемыми ручейками текли сверху, засыпая мои ботинки; ручейки сливались в поток песчинок. С возрастающим волнением следил я за сухим водопадом.

— Черт! Да ведь это севун!

Мне стало не по себе: движущиеся, льющиеся массы песка невозможно остановить. Они будут стремиться вниз, пока не заполнят колодец доверху. Известны случаи гибели людей в сыпучих песках (зыбунах).

Рывками я освободил ноги из песка. Песок покрывал дно колодца неровным слоем; поминутно вытаскивая то одну, то другую ногу из песка, я заметил, что постепенно ветви надо мной нависают все ниже и ниже: по мере того как песок заполнял колодец, я поднимался все выше и выше, это происходило медленно, почти незаметно, но это происходило! Значит, рано или поздно мне предстоит встреча с коброй, как говорится, лицом к лицу. Открытие не радовало — кобра по-прежнему толстой плетью чернела в глубокой трещине. Еще полчаса — и свидание состоится, если, конечно, до этого меня не засосет песок.

Я не обманулся в предположениях: песок стал жиже, мельче и лился вниз, засасывая, как густой ил. С огромным напряжением, изломав ногти, я вскарабкался на стенку, вырвал ноги из сыпучего месива. От рывка лопнули шнурки ботинка, сорванный с ноги, он остался на дне колодца. Вдобавок я обронил нож, который тотчас же скрылся под слоем песка.

До расселины оставалось менее метра. Следовало долбить лунки на противоположной стороне колодца, но чем — ножа не было, а руками много не нароешь — грунт слежавшийся, твердый. Лихорадочно тасуя мысли, я смотрел вверх, где, покачиваясь, меня ожидала кобра. Не думаю, что она принимала меня за некий экзотический объект охоты, однако было совершенно ясно, что змея видит во мне врага и готовится пустить в ход свое отравленное оружие.

Вблизи кобра казалась мне огромной, вырастая по мере приближения к ней, впрочем, у страха, как известно, глаза велики. Естественно, в создавшейся безвыходной ситуации пресмыкающееся выглядело настоящим чудовищем.

А проклятый севун, продолжая струиться, загонял меня все выше и выше; развязка приближалась. Куда ни кинь — все клин, встречи не миновать. Внизу меня удушит неумолимый песок, наверху поджидает кобра. «Вот где настигла смерть! — мелькнуло в голове. — Обидно! Пройти всю войну от начала до конца и умереть тут так нелепо, на дне заброшенного колодца. Впрочем, все смерти нелепы…»

Неожиданно для самого себя я страшно разозлился, сознание неизбежной гибели буквально взбесило меня. Злость изгнала страх, возникло сумасшедшее желание хватить кобру кулаком — будь что будет, помирать, так с треском! И вдруг…

— Здесь он, здесь! — отчаянно заорали наверху. — Сюда, ребята!

Топот бегущих ног, крики, радостные возгласы.

— Здесь я! — гаркнул я что есть силы. — Здесь, в колодце!

Наверху потемнело, и к ногам упала бухта тонкого каната.

— Юрка, жив? Хватай веревку!

— Жив, жив… Бросьте скорее ружье, тут змея!

Наверху возник короткий спор, полился поток непонятных восточных слов. По интонации догадываюсь, что кого-то сильно ругают. А вот и голос Шали:

— Какой змей? Кипчи-баш?

— Нет, не эфа.

— Кок-лорх?

— Не гюрза. Кобра! Скорее ружье!

Спускается на веревке моя ижевка. Оба ствола заряжены бекасинником. Порядок! Теперь я вооружен, и шансы наши с коброй вроде бы уравнены. А что происходит в трещине, как там моя приятельница кобра? Ага, шум наверху ее встревожил, она втягивается в расселину, но щель слишком узка для крупного пресмыкающегося. Вскидываю ружье и стреляю почти в упор, отгоняя мысль о возможности рикошета.

Оглушительный грохот, дым, фонтан земли, к ногам падает изрешеченный дробью, судорожно подергивающийся хвост пресмыкающегося. Лавина песка, хлынувшего в колодец, тотчас же засыпает его. Хватаюсь за веревку. Рывок, подтягивание, и я на твердой земле, среди друзей.

— Ну вот… — бормочу я, виновато улыбаясь. — Ну все… — И бессильно опускаюсь на камень. — Устал…

Заходящее солнце золотит кроны деревьев. Слитком червонного золота горит в его лучах Васькина шевелюра; легкий ветерок приятно холодит разгоряченное лицо.

— Порядок, — скалит мелкие белые зубы Васька. — Жить будешь, парень. А ну-ка, глотни для профилактики!

Пью обжигающую жидкость, обнимаю друзей…

…Тем, кто, прочитав эти строки, скептически улыбнется, советую побыть с полчасика между двумя смертями, а потом посмотреть в зеркало на выражение своего лица — вряд ли оно будет одухотворенным…

Глава четвертая

На полустанке

На этот раз я приехал один, друзья по разным причинам выбраться из Москвы не смогли. Я поселился на железнодорожном разъезде у неразговорчивого, хмурого путевого обходчика и целыми днями пропадал в песках. Мне хотелось понаблюдать за