На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

«Сегодня ночью приходите к нам в сад, Лопатин не знает еще о вашем приезде – это отклонит всякое подозрение с его стороны. Садовая стена не так высока, особенно из переулка. Ваша…»

Больше ничего не было в этой записке.

«Садовая стена не так высока…» – бормотал ошеломленный Ледоколов.

– На станцию, что ли? – спрашивал его ямщик, придержав лошадей на перекрестке.

«Особенно из переулка…»

– Чего? В федоровские номера! – очнулся Ледоколов и еще раз принялся перечитывать курьезную записку.

XXIV. Опять в саду

– Конечно, обидно-с, и далее весьма разорительно… но чтобы, на сем основываясь, полагать, что дело надо бросить, – это будет, как есть, напротив. А при должном окончании следствия и при открытии виновников, даже убытки все вернуть можно, потому – присудят! – говорил Катушкин в кабинете Ивана Илларионовича, прихлебывая с блюдечка и поглядывая на кончик своей сигары.

– Вернут убытки?! Где уже тут вернуть убытки! – уныло вздыхал Лопатин, совсем распустившись в своих покойных креслах.

– Как есть. Теперь извольте видеть, что здесь подведена механика, – это положительно известно: следы все в наших руках; откуда все дело шло, тоже не трудно угадать!

– Он, он, несомненно, он… Ну, сторонка! – вздохнул еще протяжнее Лопатин.

– И ежели бы только в руки нам очевидную улику, такую, чтобы, значит, совсем мат, безо всякого разговору, ну, и шабаш…

– Ну, сторона!

– Ничего не сторона: везде так заведено, что друг под дружку подкапываются, а особливо по нашему коммерческому делу. Там вот на такой манер, а здесь вот на эдакой. Да это еще что; случается, что и до головы добираются, не то что…

– Ну, вот, вот! – тревожно заговорил Иван Илларионович. – Я и говорю: мы вот тут сидим, а они…

Он поспешно встал, подошел к окну и опустил тяжелую портьеру.

– Оно, конечно, осторожность не мешает, – улыбнулся Катушкин, глядя на хозяйский маневр, – но тоже и в уныние приходить не приходится!

– Осторожность – не уныние. Всяк должен себя оберегать; положим, без риска нельзя. Вот мы попытались рискнуть – приехали сюда, дело завели, а тут вот оно что вышло… Тс!.. Слышали?

– Ничего не слыхал. Гм!..

– Зачем дальше искушать судьбу, зачем?

– Так, значит, дело бросить?

Иван Демьянович бросил в камин окурок сигары и укорительно покачал головой.

– Что же, ваше дело хозяйское! – произнес он, кисло улыбнувшись и передернув плечами.

– Какое хозяйское! Разве я к тому… – заторопился Лопатин. – А кто мне поручится, что вчера вот одно случилось, сегодня, бац, другое, завтра опять и, наконец, дойдет дело до того…

– Кто кого, известно. Вот они нас бьют, а нам кто запретил им в отместку?

– Нет, уж я на разбой не пойду, нет!

– Хаживали!

– Что!? – Лопатин озадаченно взглянул на Ивана Демьяновича.

– Не в обиду будь сказано, а, по-моему, все равно… да опять же скажу, что в нашем торговом деле без этого никак невозможно!

– Положим, я интриговал против него. Вот в интендантстве насчет подрядов совсем дело ему испортил. С винокуренным заводом опять так подвел, что он должен был понести значительный убыток. Но ведь это борьба законная; кто ему мешает делать то же? Шансы равны!

– Тот же разбой-с. Вы его в интендантстве придушили, а он в Кара-Кумах вас подловил; и опять же нам много выгоднее, потому что, ежели мы его накроем, – а это весьма возможно, – то и убытки наши, и все прочее вернется, а его на каторгу сошлют, потому его разбой не облечен в законную форму. Вы вот не ожидали ничего подобного, духом от этого сильно упали!

– Не упал, нет, а есть во мне какое-то предчувствие скверное. Фу, ты, черт! Это ваше пальто там в углу? А я было… – перевел дух Лопатин. – Когда этот разбойник увидит, что он в наши руки попасться может, то мало ли на что пойдет! У него, я слышал, такие шайки подобраны.

– Люди с разбором, это точно!

– Ну, вот, мало ли на что с отчаяния пойдет человек, когда увидит, что все потеряно… А если мы ликвидируем покойно дела…

– Да, как зайцы из-под выстрела, отсюдова ходу – так, что ли? То-то смеху нам в затылок будет!.. Эх, Иван Илларионович! Конечно, мое дело приказчичье, но ежели, как потому, что мы с малолетства, еще при покойном родителе нашем1 друг другу доподлинно известны, то, значит, поручите это дело мне-с; доверенность полнейшую пожалуйте, потому она завсегда мне потребуется. А уж коли робость берет, то на время можно и в Петербург, либо в Нижний отъехать… Верьте мне, не в начале наше дело, а к концу подходит, и то, что у нас в руках, выпускать задаром не приходится!

– Все это хорошо, есть только у меня это подлейшее предчувствие…

– Одни пустые слова-с!

– Лях проклятый! Что-то его вот уже давно не видать нигде?

– Болен, сказывают; я уже навел справку. Отчета сегодня принимать не будете?

– Да уж до завтра, поздно, первый час, никак?

– Второго четверть!

– Так, по дороге, скажи Павлу, чтобы здесь спать лег, в передней, а Дементию садовнику тоже накажи приглядывать!

– Распоряжусь! – улыбнулся Иван Демьянович, поднимаясь со стула. – Прощенья просим!

– Вот оно как! – вздохнул Лопатин, оставшись один.

– Ну, что, Иван Демьянович, как-с?.. – остановил Катушкина во дворе один из приказчиков, поджидавший все время его возвращения из хозяйского кабинета.

– Раскис! – махнул рукой Катушкин.

– Так-с! – кивнул головой приказчик и пошел проводить Ивана Демьяновича «вплоть до самого его флигеля».

Разделся Иван Илларионович, долго очень крестился, покачивая головой и слезливо глядя на эти сверкающие, ежом торчащие во все стороны иглы золоченого венчика, окружающие что-то темное, неопределенное; отвесил земной поклон, особенно продолжительный, и потому только не оставивший на его лбу знака, что пол под образницей был покрыт мягким ковриком, и, наконец, лег под одеяло. Повернулся на другой бок – не спится; опять отвернулся потом к стене – не спится. Так вот и представляется Лопатину вся эта кровавая сцена посреди голых песков: так вот и видит он, как с кручи каменистого утеса рушатся громадные массы и засасывает их бездонной тиной.

– Иван Илларионович! – легонько стучит в дверь его Павел.

– А, что такое? Кто там? – тревожно вскочил с постели Лопатин и дрожащей рукой принялся шарить по ночному столику.

– Иван Илларионович! У нас что-то в саду неладно… Дементий прибегал сейчас, сказывал: через стену лезут, снизу-то на свет видно было…

– Кто лез? Много народу? Да где сапоги? Куда ты, черт, сапоги затащил? – засуетился Лопатин.

– Тихонько, Иван Илларионович, огня не надоть,