730 дней - ИЛЁС АЗИЗОВ

–Верь, как себе веришь.

– На посчитай, сто двадцать тысяч афгани,– медник говорил на русском языке без каких-либо затруднений. Он достиг такого уровня знания языка, торгуя с русскими в течение нескольких лет. А вот касающегося знания языка, на счет его напарника сказать такое было бы затруднительно. О его тревожном состоянии можно было догадаться по взгляду, направленному то на своего напарника, то на Настырева.

Настырев взял в руки деньги, и, внезапно, его озарило. А что, если тайна раскроется? Каковы будут вопросы и ответы? В конце концов, он не сможет избежать правосудия… Тем не менее, он не смог найти в себе силы и отказаться от «жгучего» богатства, которое держал в руках.

–Отдай оружие, – медник протянул к нему руку и с твердым доверием смотрел на Настырева, подумав, что сделка состоялась, и что неверный не отречется от своего слова.

Однако ему и в голову не могло прийти, что протянутые его руки так и зависнут в воздухе, и его душа шатко повиснет на волоске.

Настырев приготовился бежать и сделал несколько шагов назад. Медник, то ли из-за вероятности лишиться средств, то ли заручившись поддержкой напарника, направился вслед за ним. Именно в этот момент Настырев и превратился в пленника самого дьявола, а, возможно, он давно был его рабом, об этом трудно сказать.

Он повернулся и побежал по ложбине. Пробежав пять-десять шагов, понял, что ему не удастся легко оторваться от преследования. Тогда, он резко повернулся назад, направил оружие на медника, бежавшего вслед за ним, который по инерции не смог остановиться и прямо шел на оружие, вот-вот «заговорившее».

Дьявол свою работу давно сделал, оставалось лишь только Настыреву, не сумевшему обуздать свою страсть, пошевелить разок указательным пальцем. Все, вопрос решен! Пули от автоматной очереди прошли сквозь голову медника, разбрызгивая мозговую жидкость по сторонам и продолжили свой путь. Руки, протянутые с надеждой, поднялись вверх, и тело, которое покинула душа, с грохотом упало на землю. Его напарник, бежавший за ним, увидел положение своего подельника, и вместо того, чтобы бежать обратно, по ложбине, устремился вверх в холмы.

Настырев, у которого глаза были заполнены кровью, понял, что у него иного пути нет, без раздумья, выстрелил бежавшему в спину. Ни одна его пуля не прошла мимо. Убедившись, что упавший лицом на землю парень мертв, он вышел из ложбины, осмотрелся вокруг. Найдя подходящий момент, будто ничего не произошло, взял путь в сторону части.

Деньги оставил в машине, оружие положил на место. Настыреву показалось, что все идет гладко. Сейчас главное-найти момент, чтобы спрятать трупы под горы свалки, и, считай, что все на «пятерочку», никаких свидетелей не имеется. Однако он глубоко заблуждался, свидетель нашелся, да еще какой. Все видящий и все слышащий Всевышний, отправляющий незамедлительное наказание за каждое неверное наше деяние.

С целью проверить наличие спрятанных денег, Настырев пришел в гараж, сел за руль и почувствовал, что рядом с ним находится кто-то еще. Увидел и закричал: рядом с ним, протягивая к нему руки, сидел тот самый парень-медник! Хотя с его головы капала белая жидкость, смешанная с кровью, глаза его горели…

Убийце не удалось оторваться от преследования привидения. О своем «подвиге», хвастаясь, он рассказал своему самому закадычному другу: как их убивал, о результате пуль, пролетевших сквозь голову, и о том, как одним выстрелом, без промаха, повалил на землю бежавшего изо всех сил парня. Тот, в свою очередь, обратился специальному отделению. Тайна раскрылась. Военный трибунал, проведенный в центре воинской части, приговорил его к десяти годам тюремного заключения …

Кто сильнее?

В те времена я был ещё молодым бойцом, чувствительным и ранимым, но из-за участившихся вылазок в боевых операциях, проведенных в Вардаке, мой характер «затвердел».

Я хорошо ладил с «дедами», однако, некий Дима из Украины, категория которого относилась к «черпакам» по пустяковым причинам задевал мое достоинство. Он говорил высокомерно, все клонил к разделению религий, и вел себя так, будто он представитель высшей расы, а я – низшей.

Когда в казарме я стоял в наряде возле тумбочки, он, проходя мимо меня, «включил смуту» и кинул фразу:

–Как дела, сын «бабайского» народа?

Его слова меня заживо задели. Среди бойцов вошло в привычку то, что сражавшихся против нас террористов-душманов также называли «бабаями», и это слово употреблялось даже в разговорах по средствам связи. По этой причине его слова я воспринял как «сын душмана».

Однако у меня был один «недостаток»: что у меня на душе, то на языке, и, недолго думая, я прямо выплеснул ему:

–Нормально, а у тебя как, сын необрезанного…

Мои слова попали в цель больше, чем я сам ожидал. Он с яростью повернулся. Поднимая кулак бросился на меня. Это была первая наша серьезная стычка. «Если сейчас буду пасовать, то меня сочтут трусом и дальше, навсегда, мне придется плясать под его дудку, терпеть и делать вид, что не слышу его оскорблений в свой адрес»,– подумал я. Именно из-за этого я пристально продолжал смотреть в его глаза, будто хотел сказать: «Нисколько тебя не боюсь!» и, не шевелясь, продолжал стоять на своем месте.

Кулак, с гневом направленный им на меня, застыл, у моего лица -С тобой потом поговорим!

Он повернулся назад. Я же, не расслабляясь, продолжал задаваться:

–Приходи, когда пожелаешь!

Таким образом, сталкиваясь друг с другом недобрыми взглядами, мы провели три-четыре дня…

Как-то я стоял в наблюдательном пункте на посту. Хорошо знаю, что часовому, стоящему на посту, кроме начальника караула и его помощников, подходить никто не имеет права. Увидев силуэт, идущий издалека, я насторожился:

–Стой, кто идет?

–Свои, – услышал я в ответ и распознал Диму.

С беспокойством подумал о том, что он противоречит требованиям военного дисциплинарного устава и направляется в мою сторону неспроста. В порядке правил, поочередно, я начал выполнять действия часового:

–Стой, стрелять буду!

Он, пренебрегая приказом, матерясь, выпалил: «Ничего ты не сможешь сделать, у тебя духу не хватит, а ну-ка попробуй, стреляй…», стремительно шел на меня. Спустив с предохранителя оружие, я выстрелил в воздух. Дима содрогнулся, остановился и сказал: «О-о-о, здорово же!»,– и продолжал идти дальше. «Э-э, что, ему жить надоело?»,– в уме у меня промелькнула мысль, после чего свой автомат я направил на него. Я старался сдерживать свой гнев, но пришлось прицелился под его ноги и выстрелить. Только теперь он остановился и поднял руки.

–Все, все , я сдаюсь.

Мало того, что от командира батареи я