Битва Файркреста - Ален Жербо

к палубе, но уже почти стемнело, и я чувствовал себя изможденным. Однако нужно было позаботиться о раскачивающейся мачте, я не мог отдыхать, пока не попытался ее закрепить. Поднявшись на верхушку качающейся мачты и цепляясь за нее, пока она раскачивалась из стороны в сторону, я быстро обнаружил, что крепление, удерживающее левые ванты в виде петли, сломалось.

Дважды я отлетал от корабля, все еще цепляясь за веревку, и с грохотом отбрасывался обратно на мачту. После того как я несколько раз едва не потерял опору, я понял, что слишком устал, чтобы делать ремонт в эту ночь, поэтому спустился на палубу и обнаружил, что вся лодка вибрирует от колебаний мачты.

Я боялся, что палуба может скоро раскрыться под нагрузкой, поэтому, чтобы стабилизировать ее, я поднял близко зарифленный трисель и направил судно на правый галс, чтобы правые и неповрежденные ванты приняли на себя нагрузку. Затем я подтянул кливер зарифленного стакселя к наветренной стороне и остановился.

Благодаря этим мерам лодка стала вести себя немного спокойнее, и треск мачты стал не таким сильным. К этому времени уже почти стемнело, и шторм казалось немного утих, поэтому я спустился вниз, чтобы поужинать.

Но когда я попытался разжечь огонь, ни одна из двух примус-печей не заработала, поэтому мне пришлось ложиться спать голодным, промокшим, измученным и впервые за время плавания грустным, изможденным и разочарованным.

В этот момент Бермуды находились всего в трехстах милях к югу, а Нью-Йорк — как минимум в тысяче миль. Я также знал, что было бы разумно направиться к островам и провести там ремонт, прежде чем отправляться в Нью-Йорк, но я твердо решил совершить путешествие из Гибралтара к американскому побережью, не заходя ни в один порт, и отказаться от этого плана было для меня мучительно.

Я был настолько потрясен этим, что, пожалуй, не обратил бы внимания, если бы волна накрыла нас и унесла «Файркрест» на дно моря. Я тщетно пытался заснуть. Мачта все еще так сильно дребезжала, что я боялся, она разорвет палубу или унесет ее прочь. Несколько часов я пролежал в своей койке, обдумывая проблему с больной головой, а потом внезапно решил попробовать то, что казалось невозможным.

Я снова встал и, поскольку мне очень хотелось есть, начал работать у печи. Я заточил три парусные иглы и сломал их одну за другой, прежде чем смог сделать одну достаточно маленькую, чтобы прочистить отверстие, через которое керосин поступал в испарительную горелку. И только к рассвету я заставил горелку работать, но тогда я смог приготовить завтрак из чая и бекона.

Сделав это, я начал стыдиться своей нерешительности прошлой ночью. Я снова почувствовал себя готовым к битве и решил пройти через все испытания до Нью-Йорка, цели моего путешествия. Вернувшись на палубу, я обнаружил, что, хотя шторм немного утих, ветер все еще дул сильно, а море было бурным.

Мачту нужно было укрепить любой ценой, а поврежденные такелажные устройства отремонтировать. Было трудно залезть на качающуюся мачту, а еще труднее было удержаться на ней. Обхватив ногами перекладину, я должен был работать вниз головой. В таком положении мне потребовалось более часа, чтобы закрепить растяжку вокруг двух вант, которые сходились у вершины мачты. Затем, спустившись на палубу, я натянул ванты с помощью талрепов чуть выше поручней. Теперь мачта была настолько безопасна, насколько я мог это сделать.

Но еще нужно было починить сломанный бушприт, и я понял, что для этого понадобятся плотницкая пила и топор. С помощью этих инструментов я вырезал паз в сломанном конце бруса, вставил его на место и закрепил железным штифтом, который изначально удерживал его на месте. В результате я получил временный бушприт, на восемь футов короче оригинального.

Однако, как оказалось, самая сложная часть работы еще была впереди, потому что мне нужно было сделать бобстей, чтобы удерживать конец бушприта. Я сделал это, отрезав кусок от якорной цепи и прикрепив его к кольцевому болту, закрепленному в носовой части кутера чуть ниже ватерлинии. Для этого мне пришлось висеть вниз головой с бушприта, рядом с носовой частью, чтобы достать до этого кольцевого болта под водой. В результате, когда нос судна поднимался и опускался, он то погружал меня на два-три фута под воду, то вытаскивал, и я вылезал мокрый и кашляющий, чтобы повторить все это снова и снова.

Я не совсем понимаю, как мне удалось завершить эту работу, но она определенно должна была быть сделана и, ценой многих нежелательных глотков морской воды, скоба была установлена на место и закреплена болтами.

Как будто в мрачной иронии, едва эта работа была закончена, как шторм внезапно утих. Это было так, как будто стихии признали свое поражение и сдались перед этим маленьким отважным судном.

Воспользовавшись более мягкой погодой, я сделал два наблюдения и определил свое местоположение: 36°10’ северной широты и 62°06’ западной долготы. Таким образом, я находился примерно в 800 милях от Нью-Йорка по прямой, но на расстоянии от 1000 до 1200 миль по фактическому расстоянию плавания. Несмотря на полное изнеможение, меня поддерживало острое чувство удовлетворения. Настолько, что я приступил к ремонту насоса и вскоре нашел причину неисправности.

Кусочек спички застрял в клапане, и я вытащил его, после чего насос снова заработал. После двух часов работы насоса лодка очистилась от воды, и я слышал, как насос выкачивает воду досуха, что всегда радует сердце моряка.

Поднимаясь наверх, чтобы убедиться, что стоячий такелаж надежно закреплен, я обнаружил, что штаги потерлись о мачту. Поэтому для того, чтобы доставить мачту в Нью-Йорк в целости и сохранности, требовалось действовать очень осторожно. Из-за укороченного бушприта и уменьшенных передних парусов Firecrest был плохо сбалансирован, поэтому, когда я снова поставил грот, мне пришлось его зарифить на четыре оборота гика, чтобы вообще можно было управлять судном; в результате при ходе против ветра лодку сильно сносило.

Однако я закончил ремонтные работы, поэтому, привязав румпель, я взял курс на Нью-Йорк, а затем упал без сил на свою койку.

Я был поочередно яхтсменом, поваром, такелажником, плотником, шкипером и штурманом и, хотя был совершенно измотан, в результате был довольно доволен собой.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

ГОЛФСТРИМ И ЛАЙНЕР

Но штормы еще не закончились, они продолжались еще четыре дня, и в моем журнале записано следующее:

«22 августа. - Три часа ночи, ливень. Пять часов утра, ветер усиливается. Море за бортом накаляется. Восемь часов утра, море бушует. Десять часов утра, ливень. Двенадцать, море