Король Артур и его рыцари - Андрей Ефремов

– Сдавайся! – прокричал Акколон Артуру. – Сдавайся – или не сносить тебе головы!

Артур же из последних сил нанес ему по шлему такой удар, что едва не упал Акколон. Но много еще сил оставалось у рыцаря Морганы, и снова засверкал Эскалибур. Наконец отступил король Артур, чтобы чуть-чуть перевести дух, но не дал ему передышки Акколон. Набросился свирепо на Артура, ибо полагал, что одного удара довольно, чтобы добить короля. Но разъярился Артур, и возросли от ярости его силы многократно, ибо всегда так бывает с доблестными бойцами, когда заглянет им в лицо смерть. И вот высоко замахнулся он, и встретил Акколона таким ударом, что вдребезги разлетелся Артуров меч, а рыцарь Акколон зашатался и ноги его заскользили по траве, залитой кровью сэра Артура. И наконец рухнул он и выронил Эскалибур. Артур же мигом подхватил свое оружие и почувствовал, как затрепетала у него в ладони рукоятка меча, словно приветствовал его Эскалибур.

– А! – промолвил Артур. – Долго же ты служил чужим рукам.

После того сорвал он с Акколона ножны, обрезал застежки на шлеме и занес меч над головою рыцаря. Но уже едва дышал Акколон, ибо столь могуч был последний удар Артура, что даже ножны Эскалибура не защитили предателя. А вернее всего, что не годился Эскалибур для черного злодейства.

– Смерть тебе! – сказал Артур.

– Ваша воля, – отвечал сэр Акколон, собравши силы, – нет в мире рыцаря, равного вам, и Бог на вашей стороне.

И опустил Артур меч, ибо не мог заставить себя добить осужденного.

– Милостив Иисус! Живи, – сказал он. – Но заклинаю – открой, откуда взялся у тебя Эскалибур?

И тогда рассказал Акколон о кознях Морганы, и покаялся, и испустил дух. Артур же призвал священников и приказал похоронить несчастного грешника Акколона как подобает. Потом потребовал король к себе Дамаса и славным подарком наделил злобного завистника. Лошадь под дамским седлом приказал подвести ему Артур. И когда в великой злобе и ярости взгромоздился Дамас в дамское седло, повелел Артур:

– Отныне и до конца своих дней будет ездить сэр Дамас в дамском седле и не пересядет на боевого скакуна под страхом смерти.

И был то великий позор сэру Дамасу.

Артур же вернулся немедля в Камелот. И вновь приветствовали его встревоженные бароны, и радовались, что жив их король. А когда расселись рыцари вокруг Круглого стола, то увидели, что потух факел над сиденьем Артура, но чудное сиянье окружает его и льет на рыцарей свой дивный свет. И понял Артур, что воистину славными были его дела, но не стал рассказывать рыцарям о своих подвигах, а те не смели расспрашивать владыку. Лишь молча радовались они, что достойному властителю служат мечом и советом.

И шумным пиром отметили бароны возвращение короля, а прекрасная Гвиневера радовалась вместе с ними, и для каждого рыцаря нашлось у королевы доброе слово.

Но в разгар пира распахнулись двери в круглый зал и с печалью в лице, потупившись, вошла к рыцарям та девица, что вручила Артуру подменный Эскалибур. Гневом зажглись глаза Артура, но сдержался король. Девица же, приблизившись к нему и поклонившись, сказала:

– Мир тебе, благородный Артур. Сестра твоя Моргана в знак примирения шлет тебе этот плащ. В любую стужу согреет он тебя, ибо своими руками с великой любовью ткала его Моргана. – И девица подала Артуру плащ дивной красоты.

Столь чист помыслами был Артур, что поверил всему сказанному и с радостью принял дар сестры; хотел было уже набросить его на плечи, как встал рядом с королем Мерлин.

– Воистину королевский подарок прислала Моргана, – начал он. – Но справедливо ли будет не позволить королю полюбоваться на свой наряд? Набросьте же на себя этот плащ, прекрасная девица.

– Сэр, – отвечала она, – мне не пристало надевать королевские одежды.

– Благородный Артур не станет гневаться, – сказал Мерлин и вдруг взмахнул плащом и укутал им девицу с головы до пят. И тут же охватило ее голубое пламя.

Когда же улеглось оно, ни девицы, ни плаща не было, только горстка углей чернела на полу, и с горечью произнес Артур:

– Бесчестье для рыцаря – мстить даме. Суждено мне, как видно, до смерти терпеть козни Морганы. Нет, не все может меч даже и в доблестных руках.

И при виде такого коварства примолкли бароны, но взглянул Артур на Гвиневеру, на добрых своих рыцарей, и разгладила улыбка морщины, снова поднял сэр Артур свой кубок.

– Хвала вам, соратники!

– Хвала и тебе, доблестный наш король!

Но едва закипело шумное веселье с прежней силою, как новое диво заставило смолкнуть рыцарей.

Два незажженных факела оставались в зале там, где стояли у Круглого стола безымянные сиденья. И вот, когда один из рыцарей завел рассказ о славных своих подвигах, невесть откуда взявшееся пламя охватило факел, и таким ярким был свет от него, словно взошла над Круглым столом звезда.

– Иисусе! – воскликнул Артур, а Гвиневера заслонила ладонью глаза. Прочие же молчали, не зная, что подумать.

– Мерлин, Мерлин! – проговорил наконец Артур. – Будет ли на нашем пиру конец страшным чудесам и тревожным знамениям?

А Мерлин стоял недвижим, и бегали по его лицу огненные отсветы. Наконец произнес чародей:

– Не тревожься, король. Не тревожьтесь и вы, благородные сэры. Потому что отправился в путь юный боец, и суждено ему быть украшением братства Круглого стола. На свет вашей доблести, о рыцари, движется он к Камелоту, и много славных подвигов ожидает его вскорости.

Повесть о славном рыцаре сэре Ланселоте Озерном и его удивительных подвигах

О подвигах сэра Ланселота и о том, как прибыл он ко двору короля Артура

Перепутывает время начала и концы, как нерадивый конюх хозяйскую упряжь. Великие подвиги и подлые предательства путаются, и по-разному толкуют люди об одном и том же. Говорят, что фея Озера, которая забрала к себе малютку Ланселота, одной только силою своих чар сделала его могучим рыцарем. Но где ж это видано, чтобы из семечка яблони поднялся дуб, где слыхано, чтобы ширококрылый орел научился соловьиным трелям? Вот так и рыцарская доблесть – ведь никакие чары не сделают негодяя благородным, а труса мужественным.

Что же до феи Озера, то и не помышляла она колдовством своим сделать из Ланселота рыцаря, но лишь научила его любить доблесть, стыдиться трусости и вложила в его сердце любовь и сострадание. Когда же вырос Ланселот в статного юношу и голос его окреп, а ладонь стискивала рукоять меча так, словно и родился Ланселот с клинком в руках, то собрала его фея Озера в путь и сказала:

– О Ланселот, не верь, что колдуны и феи правят миром. Будь это так, разве потерпела бы я вокруг себя горе и слезы? Только людям дает Господь силу выбирать между злом и добром и противиться злу. Мы же со своими чарами и заклинаниями лишь помощники ваши. А потому ступай туда, где чистые сердца и крепкие руки ценятся выше всех сокровищ мира. Уже твой факел горит над Круглым столом, ступай, Ланселот!