Двадцать лет спустя - Александр Дюма

– Слушайте, – сказал ему д’Артаньян, – я плохо понимаю по-английски; но так как английский язык есть не что иное, как испорченный французский, то даже я понимаю: «парламентс билл», конечно же, должно значить «парламентский билль». Накажи меня бог, как говорят англичане, если это не так.

В этот момент вошел хозяин. Атос подозвал его.

– Этот билль издан парламентом? – спросил он по-английски.

– Да, милорд, настоящим парламентом.

– Как – настоящим парламентом? Разве есть два парламента?

– Друг мой, – вмешался д’Артаньян, – так как я не понимаю по-английски, а мы все говорим по-испански, то давайте будем говорить на этом языке. Это ваш родной язык, и вы, должно быть, с удовольствием воспользуетесь случаем поговорить на нем.

– Да, пожалуйста, – присоединился Арамис.

Что касается Портоса, то он, как мы сказали, сосредоточил все свое внимание на свиной котлете, весь поглощенный тем, чтобы очистить косточку от покрывавшего ее жирного мяса.

– Так вы спрашивали?.. – сказал хозяин по-испански.

– Я спрашивал, – продолжал Атос на том же языке, – неужели существуют два парламента – один настоящий, а другой не настоящий?

– Вот странность! – заметил Портос, медленно поднимая голову и изумленно глядя на своих друзей. – Оказывается, я знаю английский язык! Я понимаю все, что вы говорите.

– Это потому, мой дорогой, что мы говорим по-испански, – сказал ему Атос со своим обычным хладнокровием.

– Ах, черт возьми! – воскликнул Портос. – Какая досада! А я-то думал, что владею еще одним языком.

– Когда я говорю «настоящий парламент», сеньоры, – начал хозяин, – то я подразумеваю тот, который очищен полковником Приджем.

– Ах, как хорошо! – воскликнул д’Артаньян. – Здешний народ, право, не глуп. Когда мы вернемся во Францию, нужно будет надоумить об этом кардинала Мазарини и коадъютора. Один будет очищать парламент в пользу двора, а другой – в пользу народа, так что от парламента ничего не останется.

– Кто такой этот полковник Придж? – спросил Арамис. – И каким образом он очистил парламент?

– Полковник Придж, – продолжал объяснять испанец, – бывший возчик, очень умный человек. Когда он еще ездил со своей телегой, он заметил, что если на пути лежит камень, то гораздо легче поднять его и отбросить в сторону, чем стараться переехать через него колесом. Так вот, из двухсот пятидесяти одного человека, составлявших парламент, сто девяносто один мешали ему, и из-за них могла опрокинуться его политическая телега. Поэтому он поступил с ними так же, как раньше поступал с камнями: взял и попросту выбросил из парламента.

– Чудесно! – воскликнул д’Артаньян, который, будучи сам умным человеком, глубоко ценил ум везде, где только его встречал.

– И все эти выброшенные им члены парламента были сторонниками Стюартов? – спросил Атос.

– Ну конечно, сеньор, и, вы понимаете, они могли выручить короля.

– Разумеется! – величественно заметил Портос. – Ведь они составляли большинство.

– И вы полагаете, – сказал Арамис, – что король согласится предстать перед подобным трибуналом?

– Придется! – отвечал испанец. – Если он вздумает отказаться, народ принудит его к этому.

– Спасибо, сеньор Перес, – сказал Атос. – Я узнал теперь все, что мне было нужно.

– Ну что, Атос? Видите вы наконец, что дело безнадежно, – спросил его д’Артаньян, – и что за всеми этими Гаррисонами, Джойсами, Приджами и Кромвелями нам никак не угнаться?

– Короля освободят в суде, – сказал Атос. – Самое молчание его сторонников указывает на заговор.

Д’Артаньян пожал плечами.

– Но, – сказал Арамис, – если даже они осмелятся осудить своего короля, то они приговорят его к изгнанию или тюремному заключению, не больше.

Д’Артаньян свистнул в знак сомнения.

– Это мы еще успеем узнать, – сказал Атос, – так как, разумеется, будем ходить на заседания.

– Вам не долго придется ждать, – сказал хозяин. – Заседания суда начнутся завтра.

– Вот как! – заметил Атос. – Значит, следствие было произведено раньше, чем король был взят в плен?

– Без сомнения, – сказал д’Артаньян. – Оно ведется с того дня, как короля купили.

– Знаете, – сказал Арамис, – ведь это наш друг Мордаунт совершил если не самую сделку, то по крайней мере всю подготовительную работу к ней.

– И потому, – заявил д’Артаньян, – знайте, что всюду, где бы он мне ни попался под руку, я убью его, как собаку.

– Фи! – отозвался Атос. – Такую презренную тварь!

– Именно потому, что он презренная тварь, я и убью его, – отвечал д’Артаньян. – Ах, дорогой друг, я достаточно уже исполнял ваши желания, будьте же в данном случае терпимы к моим. К тому же на этот раз, нравится вам или нет, но я заявляю вам, что этот Мордаунт будет убит только моей рукой.

– И моей, – сказал Портос.

– И моей, – добавил Арамис.

– Трогательное единодушие! – воскликнул д’Артаньян. – Как оно идет таким честным буржуа, как мы! А теперь пройдемтесь по городу; даже Мордаунт не узнает нас на расстоянии четырех шагов в таком тумане. Пойдемте глотать туман.

– Да, – сказал Портос, – для разнообразия после пива.

И четверо друзей вышли, как говорится, «подышать местным воздухом».