Шелестят паруса кораблей - Александр Гервасьевич Лебеденко

— Представьте себе. Нет даже фельдшера.

— А как же с больными?

— Если сам не поднимется или потребуется операция — обречен. Я надеюсь, господин капитан, что вы разрешите вашему лекарю осмотреть наших больных.

Головнин с готовностью ответил:— Конечно, конечно! И если еще в чем-либо...

— Я думаю, и «Диана» и наша компания сумеют во многом быть полезны друг другу.

За обильным столом было произнесено много тостов, много говорилось речей. Пел местный хор. Кричали «ура». Крепость и «Диана» вновь обменялись салютами.

Встав из-за стола, Головнин прошел в соседние комнаты. Всюду чувствовался необычный для этих мест комфорт. Он с трудом оторвался от поразившей его обилием ценных изданий барановской библиотеки. Заметив это, правитель любезно предложил пользоваться книгами. На что Головнин ответил учтивой и искренней благодарностью.

Уже темнело, пора было возвращаться на корабль.

Остаток лета «Диана» провела в Ново-Архангельске. Баранов снабжал моряков свежими продуктами, рыбой, зеленью. Американцы, которые были польщены салютом «Дианы» в честь президента Штатов, устраивали приемы у себя на судах и в свою очередь посещали «Диану».

Они беседовали с Головниным и Рикордом о России. Интересовались полуостровом Аляской, где только что побывал Головнин, Камчаткой и Сибирью.

В августе «Диана» вернулась в Петропавловск.В Европе продолжалась война, и «Диане» предстояло провести на Камчатке еще зиму.

ЕЩЕ РАЗ ПЛЕН

Впервые Москва получила вести о Курильских островах в конце семнадцатого века от героического казачьего пятидесятника Владимира Атласова, открывшего для русского государства Камчатку. Дойдя до южного края полуострова, русские увидели высокий Алаид и сообщили в Сибирском приказе в Москве о своем открытии.

О цепи островов, тянущейся от Камчатки, узнал царь Петр, ревниво следивший за расширением российских владений до естественных морских рубежей в Европе и Азии. Он повелел приказчику Василию Колесову разведать «нос камчатской земли» и острова. Казак Михаил Наседкин побывал на мысе Лопатка и сообщил об этом в Якутск.

Петр с обычной для него энергией начал освоение Камчатки и Курил, и дальше дело это не затухало, потому что жизнь того требовала. Освоение островов шло постепенно, с острова на остров.

Большим событием было посещение российского северо-востока кругосветной экспедицией Крузенштерна и Лисянского. Крузенштерн прошел часть Курильской гряды. Плавание у Курил было трудным и опасным. Был момент, когда судну Крузенштерна грозила гибель на рифах. Крузенштерн называл Курилы «каменными ловушками».

Крузенштерну принадлежат первый большой, хотя и не весьма точный, атлас Курил и обстоятельные труды по этнографии островов, их флоре и фауне.

Иностранные мореплаватели также не оставляли своим вниманием Курилы, но им не везло. Так, Лаперуз, намеревавшийся осмотреть острова, вынужден был из-за туманов повернуть на юг. Англичанин Брайтон прошел между двумя крупными островами Курильской гряды, даже не зная, что он пересек ее.

Героические усилия всех этих славных мореходов наталкивались на исключительные трудности сурового «Океана бурь». Карты, составленные ими, таили в себе много погрешностей. Требовались новые и солидные исследования.

Головнин принял на себя эту нелегкую задачу.

Чтобы основательно изучить гряду Курильских островов, протянувшуюся на тысячу двести верст, да еще в условиях постоянных густых туманов, понадобилось бы не меньше трех лет. Головнин решил в первую очередь обследовать три наименее изученных южных острова, начиная с острова Кунашир. Там можно было запастись водою и дровами, пшеном и свежей зеленью. На этом острове имелась японская крепость.

К Кунаширу подошли ночью. На вершинах гор горели тревожные огни. Берег острова был в тумане. «Диана» стала на якорь у входа в бухту.

Едва забрезжило утро и туман стало сносить ветром, шлюп вошел в гавань. Головнин решил отправиться к крепости на лодке с четырьмя гребцами и курильцем Алексеем, говорившим по-японски.

На душе у Головнина было неспокойно. Как-то встретят его японцы? Несколько лет тому назад командир «Юноны» — фрегата Российско-Американской компании — лейтенант Хвостов обстрелял японские селения. Этот легкомысленный поступок не был одобрен Российским правительством, а у японцев, конечно, оставил недобрую память.

— Не подъезжайте близко, — с тревогой советовал Рикорд. — Не нравятся мне эти огни на горах, суета в крепости...

— Что бы ни случилось, Петр Иванович, не предпринимай никаких мер, не обдумав тщательно. Я убежден, что все обойдется миром. Мне кажется, на нас с тобой лежит обязанность, не роняя достоинства, сгладить неприятное впечатление, оставленное лейтенантом Хвостовым.

— Ну что ж, мира и успеха, Василий Михайлович!

Но встреча началась совсем не мирно. Когда шлюпка с Головниным подошла на пятьдесят саженей к берегу, крепость окуталась дымом и несколько ядер шлепнулось в воду.

Головнин был огорчен, но сохранил хладнокровие.

— Мы могли бы своими пушками разнести эту крепостцу с ее жалкими орудиями и плохим порохом,— сказал он Рикорду, возвратившись на «Диану». — Но наберемся терпения. Если мы сумеем доказать японцам наши мирные намерения и разбить легенду о наших враждебных стремлениях, это будет то, чего ждет от нас Россия.

Вечером в каюте капитана состоялся совет.

— Как доказать японцам наши мирные намерения? Японцы не знают нашего языка, мы не знаем японского. Курилец Алексей плохо знает оба, и ко всему неграмотен.

— А что, если устроить пантомиму? — И мичман Мур изложил Головнину свои предложения.

Головнин вынужден был признать, что с помощью выдумки Мура можно кое в чем добиться взаимопонимания.

На берегу, на виду, была поставлена бочка, а в бочке стакан с пресной водой, горсть пшена и несколько поленьев. Рядом — кучка испанских дублонов, хрустальные и бисерные изделия и куски алого сукна.

— Дурак и тот догадается, — радовался своей изобретательности Мур. — Погодите, я еще и пристыжу их! — И, схватив лист бумаги и карандаши, принялся рисовать крепость и «Диану». Крепость палит из всех пушек. Ядра падают в воду. А на «Диане» — никаких военных приготовлений.

— Пусть любуются уважаемые соседи. Пусть им будет стыдно! — приговаривал Мур.

Головнин, рассмотрев этот «дипломатический демарш», сперва пожал плечами, потом все же разрешил поставить рисунок в бочку.

Японцы не заставили себя ждать. Бочка немедленно была унесена в крепость. Однако ни в этот, ни на следующий день никакого ответа от японцев не последовало. На берегу у крепости было безлюдно, пусто.

Но пшено, вода и дрова были необходимы, и Головнин