Такер - Луис Ламур

Откос зарос осинами, но в одном месте деревьев не было, и я вовремя заметил на своем пути крутую стену каньона, сплошь заросшую осинами. Деревья спускались к самой реке, протекавшей по дну каньона, глубина которого составляла не меньше ста восьмидесяти метров.

Зацепившись рукой за тонкое деревце, я остановился и прислушался. Погонятся ли они за мной, если я спущусь в каньон? Вряд ли, но уверенным быть нельзя.

Я присел на корточки, спрятавшись среди стволов деревьев и густого подлеска, и продолжал слушать.

Первое время до моего уха доносился только звук капель, медленно падавших с листьев, да шелест дождя.

Но потом откуда-то сверху донесся шорох и крик:

— Мы его нашли! Он ранен и далеко не уйдет!

И тут вдруг до меня дошло, что я был ранен, еще там, у ворот. Боли я тогда не почувствовал, только ощутил, как меня что-то ударило… один или два раза, не помню. А потом была бешеная скачка на лошади, во время которой я думал только об одном — спастись от смерти.

Только теперь я понял, как ловко меня заманили в ловушку. Если бы я не заметил следы у ворот, то вошел бы в хижину и был бы убит выстрелом в упор прямо в дверях.

— Здесь на камнях кровь! — донесся до меня голос Риса.

— Отлично, — ответил ему Хеселтайн спокойным голосом. — Значит, мы все-таки попали в него. Однако это вовсе не означает, что он мертв.

— Ты что, пойдешь туда вниз за ним? — спросил Рис.

— В этом нет никакой нужды, — ответил Хеселтайн. — Это замкнутый каньон, а выход из него находится как раз возле нашей хижины. Нам остается только ждать, когда он выйдет прямо к нашему порогу или умрет здесь. Другого выхода у него нет.

Они еще о чем-то говорили, но теперь Рис и Боб, как я догадался, стояли близко друг от друга, и голоса их звучали тише. Больше я ничего не расслышал, но продолжал ждать.

Постепенно дыхание мое успокоилось, но вслед за этим я почувствовал ужасную слабость. Я знал, что ранен, и боялся, что рана окажется серьезной. Я не хотел умирать, и мне было страшно, так страшно, как никогда еще в жизни. Я боялся, что умру здесь, прямо на этом месте.

Мне стало вдруг ясно, что не обязательно я должен выиграть в нашем противоборстве с Хеселтайном. Я был ранен, а ведь пуля, ранившая меня, с таким же успехом могла меня и убить.

И тут, сидя на корточках под осинами, я вдруг почувствовал, как меня всего начало трясти, словно был лютый мороз. Может быть, меня трясло от страха, а может быть, это была реакция на чрезмерное напряжение. В то же время я знал, что раз уж я услышал разговор Боба и Риса, то они тоже могут услышать меня, если я буду производить много шума. Я не знал, могу ли я двигаться или нет.

Соблюдая предельную осторожность, я опустил одно колено на землю, и в ту же минуту ногу пронзила острая боль.

Болела нога… значит, меня ранило в ногу.

Взяв винтовку за ствол и опершись прикладом о землю, я начал правой рукой ощупывать ногу. Штанина промокла от крови, я двигался вверх по ноге и наконец нащупал рану — она находилась на бедре, как раз позади кобуры. Края раны были разорваны, и оттуда текла кровь.

Боб и его товарищи решили уйти — я услыхал, что голоса их удаляются, а хруст веток под ногами звучит все тише и тише, пока наконец совсем не затих. Я прислонил винтовку к дереву и, закатав рукав куртки, опустил рукав рубашки. Серая фланелевая рубашка была еще совсем новая и чистая. Я надел ее сегодня утром.

Мне страшно не хотелось рвать рубашку, поскольку за всю свою жизнь я почти не носил новых рубашек, но другого выхода не было. Поэтому я вонзил лезвие ножа в ткань и отрезал рукав ниже локтя. После этого я сложил его в несколько раз и наложил на рану, чтобы остановить кровотечение. Оторвав кусок веревки, которой было связано одеяло, я привязал этот импровизированный тампон к ноге.

Опираясь на винтовку, как на костыль, я медленно поднялся. Где моя лошадь?.. Надо было во что бы то ни стало ее найти.

Несколько метров вверх по склону я проковылял, опираясь на винчестер, а потом пополз. Метров через сорок я увидел свою лошадь — она лежала на земле. Она была мертва.

Итак, я остался без лошади в каньоне, из которого не было выхода. Возможно, Боб и Рис имели в виду, что отсюда нельзя выбраться верхом, поскольку в этих краях жизнь человека настолько зависела от того, есть ли у него лошадь или нет, что, если ты лишился лошади, то мог считать себя мертвецом.

Присев на корточки, я тщательно осмотрел окрестности. Отсюда открывался вид на крутой склон каньона, и я был вынужден признать, что человеку с больной ногой на него не взобраться. Я задумался над ситуацией, в которой оказался.

Никто мне не поможет, поскольку даже если бы и нашелся человек, который захотел мне помочь, он бы все равно не знал, где меня искать. У единственного выхода из каньона меня ждут три человека, которым очень хотелось бы, чтобы я умер — двое мужчин и одна женщина. Только мне этого совсем не хотелось — я должен был во что бы то ни стало выбраться отсюда и забрать у них все мои деньги. Во мне нарастала ярость… она просто душила меня.

Боб и его дружки украли наши деньги, из-за них умер мой отец, хотя в этом отчасти был виноват и я. Не будь я таким дураком и не брось отца одного, его лошадь бы не убежала и он, возможно, остался бы в живых.

Всякий раз, когда я возмущался в душе поступком своих бывших друзей, я не мог избавиться от мысли, что причиной всего того, что произошло, было мое дурацкое поведение. Однако поведению Дока и Риса не было никакого оправдания. Они не только украли деньги, но и трижды пытались убить меня. Первый раз — когда я выходил из ресторана, а второй раз — когда Док Сайте выстрелил в меня на темной лестнице. Теперь они пытались убить меня в третий раз — и кто знает, может быть, на этот раз им это удастся. Однако я безумно хотел жить, хотел отомстить и вернуть свои деньги.

Я потерял много крови — Боб и Малыш видели мой кровавый след. Они знают, что я ранен, но не знают, насколько серьезно. Я этого тоже не знал, но, судя по виду раны, дело мое было плохо.

Теперь мне нужно было сделать две вещи. Первое — это найти укрытие и посмотреть, насколько серьезна моя рана, и второе — выбраться из этого каньона, хоть ползком, но выбраться, иначе мне конец. А потом нужно будет где-то раздобыть лошадь и добраться до Лидвилла, а там подлечиться и снова отправиться на поиски Боба Хеселтайна и Малыша Риса.

Отец всегда говорил мне, что человека, одержимого какой-то идеей, ничто не сможет остановить. Он рассказывал мне о людях, которые шли к своей цели, невзирая ни на какие препятствия. Я поставил перед собой цель, и теперь нужно было действовать.

Как раз позади того места, где лежала моя лошадь, я заметил проход в зарослях кустарника. Может быть, я найду там бурелом, а может — и тропу, а если это тропа, то она обязательно куда-нибудь меня выведет. Я пополз по этому проходу.

Да, это была действительно тропа, но очень старая. На ней не было никаких следов — значит, по этой тропе уже давно никто не ходил. Я захотел пить и пополз вниз, поскольку вода была на дне каньона, там, где текла река.