Две Дианы - Александр Дюма

– Канцлер, сюда!

Канцлер л’Опиталь, согласно приказанию, ожидал в соседнем зале; при нем были все сторонники Екатерины Медичи, каких ему удалось собрать.

Услышав возглас Екатерины, он двинулся вперед. У открытой двери столпились любопытные придворные.

– Господин канцлер, – повысила голос Екатерина, – над особой короля желают произвести операцию, тяжелую и безнадежную. Мэтр Парэ намеревается просверлить ему голову каким-то инструментом. Я, мать короля, и со мною три врача… мы не допустим этого преступления. Учтите это, господин канцлер!

– Закрыть дверь! – крикнул герцог де Гиз.

Несмотря на ропот придворных, Габриэль все же захлопнул дверь. Канцлер остался в королевской спальне.

– Господин канцлер, – обратился к нему герцог де Гиз, – примите к сведению, что операция эта необходима и что мы, королева и я, ручаемся если не за исход ее, то за мастерство хирурга.

– А я, – воскликнул Амбруаз Парэ, – беру на себя всю ответственность, какая падет на меня! Да, я отдам свою жизнь, если не сумею спасти жизнь короля! Но время проходит! Посмотрите на короля!

И в самом деле, Франциск II лежал бледный, неподвижный. Казалось, что он уже ничего не видит, ничего не слышит. Он даже не отвечал на слова Марии, обращенные к нему.

– Так поторопитесь же, – сказала Мария Амбруазу, – поторопитесь, во имя господа! Попытайтесь спасти жизнь короля!

Канцлер невозмутимо заявил:

– Я не могу вам препятствовать, но мой долг велит мне учесть пожелание королевы Екатерины.

– Господин л’Опиталь, вы больше не канцлер, – холодно произнес герцог де Гиз и обратился к хирургу: – Действуйте, Амбруаз!

– Тогда мы, врачи, удаляемся, – сказал Шапелен.

– Пусть так, – отвечал Амбруаз. – Но теперь я требую абсолютной тишины. С вашего позволения, господа, лучше бы всем вам выйти. Если я здесь хозяин, мне одному за все и отвечать.

За эти минуты Екатерина Медичи не проронила ни слова. Она неподвижно стояла у окна и смотрела на двор ратуши, откуда доносился какой-то шум. Но в комнате на этот шум никто не обратил внимания.

Все напряженно следили за Амбруазом Парэ, который с завидным самообладанием готовил инструменты.

Но едва он наклонился над постелью Франциска, шум снаружи усилился и докатился до соседнего зала. Злобная, торжествующая улыбка пробежала по бледным устам Екатерины. Дверь с силой распахнулась, и коннетабль Монморанси в полном вооружении показался на пороге.

– Вовремя! – вскричал он.

– Что это значит? – произнес герцог де Гиз, хватаясь за клинок.

Амбруаз Парэ поднял голову и остановился. Двадцать дворян, сопровождавших Монморанси, ворвались вместе с ним в королевскую спальню. Вполне понятно, что в этих условиях удалить их из комнаты было просто невозможно.

– Если так, – с досадой буркнул Амбруаз Парэ, – я отказываюсь от операции!

– Мэтр Парэ! – вскричала Мария Стюарт. – Я королева! Я вам приказываю подготовить операцию!

– Государыня, я же говорил: основное условие – полная тишина, а здесь сейчас… – и хирург указал на коннетабля с его свитой.

– Господин Шапелен, – потребовал коннетабль, – примените ваше средство.

– Сию же минуту, – засуетился Шапелен. – У меня все готово.

И с помощью двух своих собратий он немедленно влил микстуру в ухо королю.

Мария Стюарт, Гизы, Габриэль, Амбруаз ничего не смогли поделать. Растерянные, окаменевшие от ужаса и собственного бессилия, они молчали. Зато говорил коннетабль:

– Вот и хорошо! И подумать только: без меня вы успели бы раскроить череп королю! Нет, уж предоставьте королям Франции умирать на полях сражений и пусть разит их меч врага, но только не нож хирурга!

Потом, упиваясь смятением герцога де Гиза, он добавил:

– Я прибыл, благодарение господу, как раз вовремя! Вы хотели, как мне сказали, отрубить голову принцу Конде, моему милейшему племяннику! Но вы разбудили старого льва в его логовище – и вот он здесь! Я освободил принца, договорился с запуганными вами Генеральными штатами и, как коннетабль, снял часовых, которых вы поставили у ворот Орлеана! С каких это пор охраняют у нас короля от собственных его верноподданных!

– О каком короле вы говорите? – спросил Амбруаз Парэ. – Скоро у нас будет другой король – Карл Девятый! Посмотрите, господа, – обратился он к врачам, – несмотря на вашу знаменитую микстуру, гной прорвался внутрь и теперь проникает в мозг…

По скорбному виду Амбруаза Екатерина поняла – все кончено.

– Вот и конец вашему царствованию! – не сдержавшись, сказала она герцогу де Гизу.

Франциск II в это мгновение резко привстал, широко открыл испуганные глаза, беззвучно произнес чье-то имя и тяжело рухнул на подушку.

Он был мертв.

Горестный жест Амбруаза Парэ подтвердил это.

– Это вы, государыня, убили свое дитя! – В ужасе и отчаянии Мария Стюарт бросилась к Екатерине.

Но та, впившись в свою невестку ледяным взглядом, злобно ответила:

– Вы, моя милая, не имеете больше права так разговаривать! Вы больше не королева! Ах, впрочем, вы королева Шотландии! Так мы и отправим вас туда. Царствуйте себе на здоровье среди ваших туманов.

После бурного порыва скорби силы вдруг изменили Марии, и с рыданиями она упала к подножию постели, на которой покоился король.

– Госпожа де Фиеск, – совершенно спокойно приказала Екатерина, – извольте немедленно разыскать герцога Орлеанского. А вы, господа, – обратилась она к герцогу де Гизу и кардиналу, – знайте, что Генеральные штаты, которые еще четверть часа назад были на вашей стороне, сейчас стоят за нас! Мы с герцогом Бурбонским постановили: я буду правительницей, он – главнокомандующим! Господин де Гиз, поскольку вы еще в должности великого магистра, извольте исполнить ваш долг: объявите о смерти короля Франциска Второго.

– Король скончался, – глухо произнес герцог.

И герольд повторил на пороге большого зала, как требовал обычай:

– Король скончался! Король скончался! Король скончался! Молите господа о спасении его души!

И тотчас же первый придворный сановник воскликнул:

– Да здравствует король!

Тогда госпожа де Фиеск подвела маленького герцога Орлеанского к королеве Екатерине, и та, взяв его за руку, вывела в залу и показала придворным.

– Да здравствует наш добрый король Карл Девятый! – раздались их крики.

Кардинал и герцог остались одни.

– Так и кончилось наше счастье! – печально покачал головой кардинал.