Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский

— Не-а, не лопну. И вообще, что вы ко мне прицепились, что вам заняться, что ли, нечем, идите бутылки, что ли, посчитайте или в карты поиграйте, — говорил Рокко незлобливо, что для него было не характерно.

— У него, кажись, кукуха отлетела — прокомментировал состояние приятеля Крючок, — я его таким прибабахнутым ещё ни разу не видел. Вечно ему слово скажешь, так он крыситься начинает, а тут сидит, как обдолбанный.

— Сам ты обдолбанный, — ухмыльнулся Чеснок.

— Слушай, Рокко, ты меня пугаешь, — серьёзно сказал Буратино, — покажи-ка, братец, руки.

— Да не колюсь я, что привязались, — отмахнулся Чеснок, — честное слово не колюсь, потому как наркоманов сам за людей не считаю.

— И меня не считаешь? — насупился Лука.

— А ты что, наркоман? — вылупил глаза на Крючка Буратино. Ему эта новость была ушатом холодной воды.

— Ну да, — заявил Крючок, — я уже анашу три раза курил.

— Фу ты, дурень, напугал, — облегчённо вздохнул Пиноккио. — Анаша и водка дело личное, и, если вы этими вещами злоупотреблять не будете, слова не скажу, а вот за шприц спрошу. И спрос будет коротким — море рядом. Так, пацаны, и знайте.

Глава 8

Конкуренты

Утром следующего дня Пепе Альварес привёз деньги, как обычно, в девять часов и, сев рядом с Буратино на ящик, стал смотреть, как Масимо Комар и Джанфранко Гопак стали грузить в его баркас ящики с продукцией.

— Джанфранко, — крикнул Пепе, — ты по центру ставь, а то сегодня у мыса волна разыгралась.

— Так тогда всё и не влезет, — отвечал Гопак.

— А всё и не нужно, я сегодня только шестнадцать ящиков возьму.

— Как шестнадцать? — удивился Буратино.

— Сегодня только шестнадцать, — повторил Альварес.

— А завтра сколько? — спросил Пиноккио. — Завтра ты должен будешь взять всего четырнадцать?

Пепе полез в карман куртки, достал оттуда засаленный маленький блокнотик и, полистав его, согласился:

— Ну да, четырнадцать. А послезавтра всего восемь.

— Восемь? — удивился Буратино. — Пепе, что случилось?

— Не знаю, — отвечал Альварес. — Один наш покупатель отказался от товара совсем, а другой уменьшил объём закупок в два раза.

— А почему? Ты не спросил?

— Не знаю, — признался Пепе, — это ведь торговля, один сегодня отказался, другой, наоборот, сделал заказ.

— Кто-нибудь сделал хоть один заказ?

— Пока никто, — отвечал Альварес, — но это ведь дело торговое, что завтра будет, никто не знает.

— Да-а, — многозначительно произнёс Буратино. — Что завтра будет, не знает тот, у кого не работает маркетинг.

— Кто не работает? — не понял Пепе.

— Никто не работает, — отвечал Пиноккио. — И чувствую, что этим делом придётся заняться мне.

— Ты — голова, — уважительно сказал Альварес, — если займёшься — толк будет.

Вскоре Пепе уплыл, а Буратино остался работать:

— Эй, Масимо, ты бы накрыл оставшийся товар брезентом, что ли, а то этикетки на солнце повыгорают, — сказал Буратино и пошёл в контору посчитать количество товара, которое скопится за эту неделю.

Подсчёты вышли удручающие, товару к концу недели будет, по меньшей мере, ящиков тридцать. Буратино начал считать, считать и считать дальше и вскоре понял, что через полтора месяца товара будет столько, что потребуется здоровенный склад, а вот денег в обороте поубавится. Пиноккио прикинул и решил снизить объём производства, и снова стал считать. А вот рентабельность продукции упадёт в несколько раз, и завод будет работать, принося мизерную прибыль.

Этот парадокс ошеломил Пиноккио, все радужные перспективы сразу поблекли. Тогда Буратино решил пойти на драконовские методы и снизить всем зарплату. Но и эта мера не принесла бы серьёзного результата, так как основные финансы шли на поддержание инфраструктуры и на контракты, а также на полицию.

И через два часа серьёзных подсчётов Буратино понял, что главной стратегической задачей сегодняшний день является сбыт.

— Мы должны начать серьёзную, агрессивную кампанию по завоеванию рынков сбыта, — самому себе сказал Буратино, — для нас это главное направление.

Он хотел ещё кое-что себе сказать, но в это время в контору Сальваторе Швеймана, где сидел Буратино, влетел Лука. Глаза его были дико вытаращены, он явно нервничал:

— Буратино, полиция!

— Лука, — спокойно сказал Буратино, — ты глаза-то так не вылупляй, а то сосуды полопаются.

— Так полиция же, — продолжал нервничать Крючок.

— Ладно, — произнёс Пиноккио, откладывая бумаги. — пойдём посмотрим, какая там ещё полиция.

Они вышли на улицу, и Буратино увидел полицейского, который не спеша шествовал по песочку, внимательно рассматривая сильно разросшийся за последнее время заводик.

Наконец он подошёл к Буратино и, указав на лошадь, пасущуюся невдалеке, дубинкой, спросил:

— Чья лошадь?

— Это конь, если вы изволите заметить, — вежливо ответил Буратино.

— Ага. А чей конь?

— Конь мой.

— Бричка имеется?

— Нет, только телега.

— А ветеринарный паспорт имеется? — продолжал полицейский.

— Паспорт? — переспросил Буратино.

— Да. Паспорт.

— Признаться, нет.

— Надо завести, — сурово произнёс полицейский.

— Хорошо, обязательно заведём, синьор полицейский, — пообещал Пиноккио.

— Не полицейский, — прервал блюститель закона, — а синьор ефрейтор Брассели.

— Хорошо, синьор ефрейтор, мы обязательно заведём этот паспорт.

— А как тут у вас с правопорядком? — поинтересовался полицейский.

— С правопорядком у нас тут всё хорошо, — отвечал Буратино.

— Да? Похвально, а то синьор околоточный волнуется на счёт этого самого правопорядка в этом районе. Может, какие бродяги тут имеются или ненужные люди.

— Нет, ну что вы, здесь люди все порядочные, законопослушные даже, никаких вам бродяг, хулиганов и воров.

— Это хорошо, — сказал Брассели, — вот везде бы так. А вы, как я понимаю, синьор Буратино? Так?

— Да.

— И вы здесь постоянно?

— Да, я здесь живу.

— Вот в этом, так сказать, доме?

— Сарайчик, конечно, не ахти, — признался Пиноккио, — но нам, небогатым людям, и это неплохо. Да и много ли рыбакам нужно.

— А вы, значит, рыбаки все здесь?

— Ну да, ловим рыбу, — сказал Буратино.

— Устриц, иногда осьминогов, — добавил Лука.

— Осьминогов, значит? — спросил полицейский. — А тебя я, парень, на рынке часто видел, ты всё время по дыням и арбузам специализировался.

— Это раньше, теперь осьминогами интересуюсь, — сказал Лука и, чувствуя, что разговор принимает неприятный для него характер, добавил: — пойду я, поймаю парочку осьминогов, что ли.

Когда он ушёл, ефрейтор Брассели продолжил разговор:

— Синьор Стакани переживает об этом районе, для этого меня сюда и прикомандировал, я теперь сюда к вам каждый день ходить буду. Для порядка!

— Мы честным людям рады, — сказал Буратино и, достав пятисольдовую монету, протянул её ефрейтору. — В знак нашей будущей дружбы и сотрудничества.

— Благодарствую, — важно сказал ефрейтор и, спрятав монету, козырнул. — Всегда рад хорошему знакомству, синьор Буратино.

На этом разговор был закончен, так как говорить-то больше было не о чем. И полицейский ушёл, помахивая дубинкой. А Буратино