Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

относить к самым первым временам нашей истории, когда оно, по всему вероятию, служило лишь домашним потребностям богатого наряда и убора. Само собою разумеется, что с принятием Христианства, благодаря потребностям Церкви и знакомству и близким связям с византийскою Грециею, откуда, без сомнения, вместе с образцами работы являлись к нам мастера и мастерицы,– это женское по преимуществу художество получило обширнейшее применение, распространилось и утвердилось как особая отрасль художества, служившего исключительно Церкви. Вероятнее всего, что в первое время особому его распространению способствовали женские монастырские общины. Мы видели (с. 96), что уже первые княжны основывают монастыри, собирают черноризиц и с богомольными целями путешествуют даже в Греки, в Царьград, где, конечно, в женских же монастырях знакомятся еще ближе с искусством. Женский монастырь должен был существовать женским же рукоделием; а какое же рукоделие было соответственнее монастырскому настроению мысли, как не то, которое прямо шло на украшение Божьего храма? Очень естественно, что первые женские монастыри были и первыми мастерскими, и первыми рассадниками этого искусства. Татищев упоминает, что первая монахиня из русских княжон, дочь Всеволода Янка, сама учила черноризиц-девиц грамоте, петь, шить[274]. Он же приводит свидетельство, что другая – Анна Всеволодовна, жена Рюрика Ростиславича (1200 г.),– «ни о чем более прилежала, как о милости и милостыни; обидимых и страждущих в напастех охраняла и защищала, еще же и должность материнскую хранящи, научила чад своих словесам и закону Божию, также милости и благонравию. Сама прилежала трудам и рукоделиям, швениям златом и сребром, как для себя и своих детей, пачеже для монастыря Выдубицкого, которому особенно усердствовала вместе с мужем»[275]. Припомним Февронию Муромскую, которая, быв крестьянкою, «ткала красна», а став княгинею, а потом и монахинею, однажды «в храме Пречистые соборные церква своими руками шила воздух, покров на священные сосуды, на нем же бе лики святых». В это время бывший ее супруг, также инок, князь Петр присылает к ней вестника, что приблизился час его кончины и ждет он ее, чтоб вместе «отити от тела». Она ответила: «Пожди – вот дошью воздух во святую церковь». Супруг присылает вторично, говоря, что остается мало ожидать; присылает в третий раз со словами, что ожидать уже невозможно. «Она же останошное дело воздуха святого шияше, уже бо единого святого риз еще не дошив, лице же нашив, и преста, и воткне иглу и приверте нитею, ею же шияше, послала к блаженному супругу о преставлении купнем и, помолившееся, преставилась».

Таким образом, не будет и малейшего сомнения в том, что в одно время с построением у нас первых христианских храмов явились на украшение их и первые памятники женского золотого и шелкового шитья. Скупые на подробности летописцы редко, и то уже в позднее время, описывают самые предметы вышивания и обозначают их вообще именем церковной круты.

В 1146 г. они упоминают, как князь Изяслав взял город князя Святослава и церковь Святого Вознесения, «всю облупиша», забрал сосуды, «индитьбе и платы служебныя, а все шито золотом».

В 1183 г. в граде Володимере Суздальском сгорела соборная церковь, Богородица Златоверхая, а в ней все узорочья и в том числе «порт (одежд) шитых золотом и жемчугом, яже вешали на празник в две верви от Золотых ворот до Богородице, а от Богородице до владыцних сений во две же верви, чудных».

В XIII в. они упоминают о церковных сооружениях князя Владимира Васильковича на Волыни, который между прочим устроил «завесы золотом шиты, платцы (воздухи) оксамитны, шиты золотом с женчюгом – херувим и серафим, иньдитья золотом шита вся».

Из предметов мирского наряда упоминают облечье, золотом шито, как принадлежность одежды знатных людей, и «сапози зеленого хза шити золотом», что указывает вместе с тем и на мужское золотошвейное искусство.

Но, конечно, не одни монастырские мастерские доставляли украшениям церкви столько работ, и еще чудных, как обозначает их летопись. Впоследствии, особенно когда монастырские идеалы вполне водворились в семейном быту, каждый княжеский и боярский дом, каждый достаточный дом, направляемый благочестием и особенным усердием к Церкви, точно так же приносил ей свои труды – или на помин души, или исполняя свои набожные обеты и моления. Это становится наконец святым обычаем, которому следовали непреложно и неизменно в течение всего допетровского века, хранили его как догмат благочестивой семейной жизни.

Многочисленные памятники этого женского, всегда молитвенного усерднейшего труда сохраняются и доселе в ризницах монастырей и церквей и отчасти в светских собраниях и музеях. Видимо, что древние рукодельницы немало дорожили своими благочестивыми работами и своим искусством в вышивании и потому нередко вносили и свои имена в надписи о сооружении таких памятников. В Историческом музее Императора Александра III в Москве сохраняется в высокой степени замечательный по работе Воздух[276], из надписи на котором узнаем, что он создан Костянтиновою Огрофеною в первой четв. XV столетия (1410–1425) в Суздальский собор Рождества Богородицы. В слове создан может заключаться и указание на то, что Огрофена соорудила его собственным рукодельным трудом, конечно, при помощи мастериц своей Светлицы.

Что касается самой Огрофены, то ее прозвание «Костянтиновая» указывает на имя ее мужа, Константина, который, по всему вероятию, принадлежал к знатному роду и занимал в городе и в Суздальской области выдающееся, всем знаемое положение, так что одно имя «Константин» служило уже достаточным указанием, какая это была значительная особа. Возможно предполагать, что этот Константин был родителем тех Константиновичей – Петра, Никиты, которые во время Шемякиной Смуты много крамолили против великого князя Василия Темного в пользу Шемяки, и Никита в 1446 г. даже коварно захватил великого князя пленником Шемяки. Род этого Константина, прозванием Добрынского, вместе со знаменитым родом Хабаровых происходил от Редеди, Касожского князя, которого в единоборстве победил Мстислав Тмутораканский в 1022 г., взял его семью, и в том числе двух сыновей, которых крестил, и за одного, Романа, выдал дочь свою. От него и пошли роды Добрынских, Хабаровых, Белеутовых и др.

Брат Константина, Андрей, был боярин у великого князя Дмитрия Донского; сын Андрея, Александр Белеут, был в боярах у великого князя Василия Дмитриевича; сыновья Александра – Роман и Федор – были в боярах у великого князя Василия Темного. Все это показывает, что и Константиновичи занимали также боярские места, а Воздух их матери Огрофены своим значительным размером и богатством шитья подтверждает и знатность, и богатство самого Константина Ивановича Добрынского.

В 1485 г. подобный же Воздух создан замышлением великой княгини Рязанской Анны в церковь Успения Богородицы в Переяславле Рязанском.

В 1499 г. создана пелена в Троице-Сергиев монастырь замышлением