Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин

долготе, судя по которым, он находился где-нибудь в южной части Тихого океана. Как всегда, команды не одного десятка кораблей утверждали, будто история эта произошла именно с ними. Говорят, что начальник одного конвоя радировал «Чарли»: «Прошу, не летайте все время по часовой стрелке, а то у меня уже голова кружится». В ответ «Чарли» с любезной готовностью начал кружить в противоположном направлении.

Однако в последние месяцы отношения с «Чарли» заметно ухудшились, он стал осмотрительнее. С появлением авианосных кораблей разведчик прилетал изредка. Обычно, сделав лишь один круг на почтительном от конвоя расстоянии, он затем исчезал в темноте. Этот вечер не был исключением. Матросы лишь мельком увидели сквозь пургу силуэт «кондора», который тотчас пропал в сгущающейся мгле. Теперь «Чарли» сообщит о составе, количестве кораблей эскадры и курсе, которым она движется; правда, Тиндалл питал слабую надежду на то, что ему удалось ввести немецкую разведку в заблуждение относительно их курса. Эскадра возле широты шестьдесят два градуса, восточнее Фарерских островов, и вдруг идет курсом на северо-восток? Немцы вряд ли попадутся на удочку, тем более, что им почти наверняка известно о выходе конвоя из Галифакса. Сопоставить два этих факта — проще простого.

Поднять в воздух «сифайры» — единственный тип истребителей, способных догнать «кондор», — никому и в голову не пришло. Отыскать потом в темноте авианосец, даже по радиолучу, трудно. Да и посадка ночью, тем более во время пурги, да еще на раскачивающуюся во все стороны палубу, означала бы самоубийство. Малейший просчет, самая незначительная ошибка — и вы получали не только потерянный самолет, но и утонувшего пилота. Упавший в воду «сифайр» с его тонким фюзеляжем в форме торпеды и огромным весом мотора «Роллс-ройс Мерлин» в носовой части был буквально смертельной ловушкой. Падая в море, он ни на минуту не оставался на поверхности, а сразу резко пикировал вглубь.

«Улисс» снова лег на прежний курс, двигаясь навстречу приближающемуся шторму. Оставив боевые посты, моряки заступили на обычную походную вахту: четыре часа на вахте, четыре — свободных. Можно подумать, не ахти уж какие лишения — двенадцать часов на вахте и столько же свободных часов. Если б так оно и было, это еще терпимо.

Но дело в том, что по три раза ежедневно объявлялись боевые тревоги (и продолжались Бог знает сколько времени),  через день по утрам матросы занимались судовыми работами (это в свободное-то от вахты время). Кроме того, прием горячей пищи — когда он был, этот прием, — приходился на свободное от вахты время. Так что, три-четыре часа сна в сутки считалось обычным явлением. А случалось и так, что люди по двое суток обходились без сна.

И температура, и давление падали медленно, но верно.

Волны стали выше и круче, ложбины между ними глубже; пронизывающий до костей ветер гнал тучи снега, превращая его в сплошную, непроницаемую пелену. Это была тяжкая, бессонная ночь как для тех, кто находился на палубе, так и для тех, кто оставался в нижних помещениях; и для вахтенных, и для подвахты.

Находившиеся на мостике капитан третьего ранга Кэррингтон, штурман Карпентер, сигнальщик, старший прожекторист, вперед-смотрящие и посыльные, вконец иззябшие, закоченевшие, вглядывались в белую тьму ночи, не веря, что где-то существуют тепло и уют. Каждый надел на себя все, что мог: свитеры, куртки, шинели, канадки, плащи, шарфы, башлыки, ушанки — все шло в ход. Все были закутаны до самых глаз и все-таки дрожали от холода. Люди грели руки подмышками, ставили ноги на трубы паропровода, проходившие по мостику. Прячась в укрытиях, расчеты зенитных орудий ежились, притопывали ногами, хлопали рука об руку и бранились не переставая. Втиснутые в тесные гнезда скорострельных «эрликонов», комендоры прижимались к тайком установленным обогревателям, всячески сопротивляясь самому упорному своему врагу — сну.

Подвахтенным, находившимся в нижних кубриках, повезло лишь немногим больше. Рундуков для команды на крейсере не было, были только подвесные койки, которые подвешивались лишь во время стоянки в гавани. На то были достаточно веские причины. На военном корабле требования гигиены весьма высоки даже по сравнению с обычным гражданским жилищем. Моряку вряд ли придет в голову забраться одетым на койку. И никто из тех, кто в своем уме, даже не подумал бы раздеваться во время похода в Россию. Кроме того, одна мысль о том, что надо сперва подвешивать, а потом убирать койку, измученному матросу казалась дикой. А лишние секунды, потерянные на то, чтобы выбраться из койки по тревоге, могли отделять жизнь от смерти, не говоря уже о том, что само существование подвесных коек представляло опасность при всеобщей спешке, так как они мешали бы передвижению. Наконец, в эту ночь, во время такой сильной килевой качки вряд ли возможно было бы найти место более неуютное, чем подвешенная вдоль борта койка. Поэтому люди спали где попало, не снимая канадок и даже перчаток, — на столах, под столами, на табуретках, на полу, на сетках для хранения коек — словом, везде. Самым теплым местечком были нагретые стальные листы палубы в коридоре возле камбуза. В ночное время в коридоре этом, смахивавшем на таинственный туннель, зловеще алела лампочка. Таков был этот дортуар, который моряки предпочитали, тем более что до верхней палубы отсюда было всего лишь каких-то три метра. Ведь моряков всегда преследует тайный страх оказаться взаперти внизу на тонущем корабле.

Но и в нижних помещениях стояла лютая стужа. Системы воздушного отопления работали эффективно лишь во втором и третьем кубриках, но и там температура поднималась лишь чуть выше точки замерзания. С подволока постоянно капало, образовавшаяся на водонепроницаемых переборках влага текла тысячью ручейков, скапливаясь на палубе. В помещениях было сыро, душно и ужасно холодно — идеальные условия для возникновения туберкулеза, которого так боялся Брукс, начальник корабельной медицинской службы. Наряду с постоянной качкой и резкой вибрацией корпуса, которая возникала всякий раз, когда нос корабля ударялся о воду, все это делало сон невозможным, в лучшем случае то была тяжелая, урывками, дрема.

Чуть не вся команда спала — или пыталась уснуть, — подложив под голову надувные спасательные пояса. Согнутые пополам и связанные тесьмой, пояса эти вполне заменяли подушки. Спасательные средства применялись лишь для такой цели, хотя, согласно приказу, надувные жилеты необходимо было надевать во время боевых тревог и при плавании в заведомо вражеских водах. Приказ этот игнорировался, в том числе и командирами боевых частей, которым вменялось в обязанность следить за его исполнением.

В складках громоздкой одежды, носимой в здешних широтах, воздуха достаточно, чтобы человек мог удержаться на плаву по крайней мере минуты три. Если же его не успевали подобрать за это