Правила совместного плавания - Сергей Адамович Колбасьев

И так же хорошо себя чувствовал комиссар Лунин. За всеми мелочами он видел главнейшее: отличное общее состояние корабля и веселые лица стоящих в строю.

Словом, всё происходило именно так, как должно было происходить. И наверху, на перекрытии мостика, один из кинооператоров, нагнувшись навстречу Петру, медленно вертел ручку своей камеры.

Наконец с мостика флагмана донеслись два коротких свистка.

— Отбой! — приказал Плетнев.

Рыбин опустил руку, и вахтенный командир «Баумана» ответил такими же короткими свистками. Парадная встреча закончилась.

— Командир, — сказал Плетнев, — имей в виду: снимемся минут через десять, пятнадцать. — Потер подбородок и добавил: — Распускай команду. — А потом повернулся ко мне: — Пойдем, связист, на мостик.

И мы пошли на мостик смотреть, как Гришка Яхонтов на флагмане будет подходить к борту линкора. И увидели, как он, широко развернувшись, уверенно, не спеша подошел в точности куда полагалось.

Плетнев опустил бинокль только тогда, когда на грот-мачту линкора пополз новенький, ярко-красный на сером небе флаг с синими жезлами наркома.

— Всё в порядке, связист. Сейчас нам сигнал будет.

Действительно, почти сразу же за флагом на нижнем рее развернулись наши позывные и с ними короткий сигнал.

3

Миноносец всей тяжестью падал на волну. Зарывался в пену и кренился набок. Потом, выпрямившись, снова шел вверх и снова падал. С размаху хлестали крупные брызги, и встречный ветер был невыносим.

Сравнительно спокойно было только за прикрытием у рулевого. Там мы и стояли. Клест, оставшийся на мостике за командира корабля, флагманский штурман Василевский и я.

В широких стеклах, поднимаясь и опадая, шло навстречу свинцовое, с белыми прожилками море. С правого борта на голом камне стоял маяк, и по носу сквозь дымку на горизонте поднимались две вершины гористого острова. Разговаривать не хотелось.

Наконец сквозь внезапный прорыв в тучах вспыхнуло солнце, и сразу стало легче. Василевский взглянул на шедший слева линкор «Октябрь» и сказал:

— Вот что снять надо. Где операторы?

На темно-сером фоне сверкающий свежевымытым бортом, разбрасывающий радужную пену, равнодушный к волне, огромный корабль был великолепен. Но Клест пожал плечами:

— Не выйдет. Операторы ублевались.

Он был не прав. Один оператор действительно вышел из строя. Но другого я только что сам видел в кают-компании веселым и даже пьющим чай.

— Внизу! — сказал я в переговорную трубу. — Кого-нибудь из кинооператоров просят на мостик.

Клест проявлял излишнюю на службе желчность, и его следовало пристыдить.

— Есть! — ответила труба.

Но кинооператор не явился. И вскоре потухло солнце.

— Не вышло, товарищ флаг-связист! — усмехнулся Клест.

— Не вышло, — согласился я и по лицу Клеста увидел, что мое спокойствие ему не понравилось.

Еще меньше ему понравилось неожиданное появление оператора с камерой.

Раньше чем он до нас добрался, его с ног до головы окатило встречной волной. Согнувшись, он держался за поручень и говорил с трудом. Он в затемненной каюте колдовал со своими кассетами и раньше прийти не мог.

— Теперь вы не нужны, — резко начал Клест, но спохватился: — Видите ли, тут было солнце, а теперь его нет… — Подумал и совсем мягко закончил: — Идите отдыхать.

Оператор ушел, но разговор с ним вывел Клеста из равновесия. Он осмотрелся по сторонам, и ему показалось, что миноносец вышел вперед дальше, нежели ему следовало по походному ордеру.

— Вахтенный командир! — крикнул он, но стоявший наверху, на дальномерном мостике, Ельцов не услышал. — Вахтенный командир! — повторил Клест, хватая Ельцова за ногу. Свободной рукой махнул в сторону флагманского линкора и прокричал: — Куда вы вылезли?

Ельцов не спеша проверил расстояние до флагмана дальномером и курсовой угол на него — пеленгатором главного компаса. Потом, нагнувшись, просунул голову под перекрытие и сказал:

— Находимся точно на своем месте.

Лицо у него было красное от ветра и воды, но, как всегда, безразличное, и это было хуже всего. Клест закусил губу и не знал, что отвечать. Уже собрался ответить: «Есть», признать себя неправым, однако не успел.

Выручил его внезапно появившийся сигнальщик Потемкин.

— Товарищ вахтенный командир! — закричал он чуть не прямо в ухо Ельцову. — На флагмане шар на средний!

По флагманскому кораблю равняется вся эскадра, а подъем шара означал уменьшение хода.

— Разрешите? — спросил Ельцов, берясь за машинный телеграф.

Клест улыбнулся, и улыбка его не предвещала ничего хорошего.

— Подождите. Что собираетесь давать?

— Средний ход.

— Так, — сказал Клест. — Не разрешаю.

Ельцов держался за ручки телеграфа и не понимал. Клест продолжал улыбаться. Еще немного выждав, вынул из кармана красную книжку. Это были «Правила совместного плавания», против которых согрешил Ельцов.

Он должен был прежде всего шаром показать идущим сзади кораблям, что уменьшает ход, и только потом браться за телеграф.

— Шар на средний! — скомандовал Клест. И, когда шар был поднят: — Теперь давайте в машину.

Ельцов, отзвонив телеграфом, хотел выпрямиться, но Клест его остановил. Разыскал в книжке соответствующий параграф и медленно и раздельно начал читать.

Согнувшийся Ельцов тяжело дышал. Рядом улыбался заинтересованный происходившим сигнальщик Потемкин. Все это получалось неладно, и, кроме того, за разговором была забыта служба. Взяв Клеста под руку, я прервал его чтение:

— Давайте доложим командиру дивизии, что ход уменьшили.

Клест захлопнул книжку:

— Вахтенный командир, распорядитесь! — Ни на кого не глядя, круто повернулся, ушел вперед и стал рядом с рулевым.

Корабль с размаху врезался в волну, и брызги дробным треском ударили по брезенту и стеклам. В конце концов всё это были неизбежные в море случайности.

4

В огромной пустоте вокруг земного шара блуждают грозовые трески, шелест и сухие шорохи, внезапный рев духового оркестра, заунывное, непонятное пение, тонкий свист интерференции, журчание автоматического телеграфа, выкрики на хриплом чужом языке и гулкий бой большого колокола. Далекие скрипки, снова удар грозового разряда и снова полный оркестровый гром.

И сквозь всё это смятение электромагнитных колебаний, сквозь дикую путаницу в наушниках, сквозь сплошной звон в ушах и голове в любую минуту может зазвучать знакомый голос — депеша или просто проверочный вызов, и хуже всего на свете было бы его пропустить.

— Костыль! Костыль! Говорит Крыжовник. (Это мимо. Это вызывают другой корабль.) Даю для проверки. Отвечайте, как меня слышите. Кончаю, кончаю, перехожу на прием.

Новый голос:

— Крыжовник! Крыжовник! Говорит Костыль.

Это опять мимо, но в любую минуту могут вызвать тебя, и тогда нужно отвечать сразу.

Значит, жди, а ждать — это самое трудное, потому что тускло горит лампочка, тускло блестит циферблат часов и стоит духота, такая