Чернокнижник - Максим Войлошников

Лодья пустил коня быстрой рысью по дороге на север. Временами он переходил на галоп, но затем вновь замедлял движение. Не остановившись в Дармштадте, он поехал по обширной плодородной равнине, в центре которой располагался имперский — то есть подчинявшийся не ландграфу, а императору, — богатый торговый город Франкфурт-на-Майне. На тех участках, где дорога шла лесом и было безлюдно, наездник ловко соскакивал с коня и, чтобы дать ему отдых, бежал рядом, держась за узду или за холку, что позволял ему высокий рост. Бежал он вровень с конем, со скоростью, превышавшей возможности обычного человека, что говорило о том, что русский студент — хорошо тренированный бегун. Мимо деревень и хуторов с остроконечными пряничными крышами он проезжал верхом, иногда пуская коня галопом.

Не задержался он и во Франкфурте и вечером проезжал уже Буцбахские леса. На полуночной дороге путь ему перегородили двое с пистолетами и, светя в лицо потайным фонарем, велели на грубом швабском диалекте слезать с коня и выворачивать карманы. Были это двое здоровых парней с маленькими глазками, низкими лбами и выпяченными подбородками — типичные немецкие бестии, и только шляпы, надвинутые на лоб, не позволяли различить, насколько они белокурые. И стояли они порознь, как опытные вояки, каких хватало в тогдашней Германии. Но будто гигантская темная птица слетела на них с коня, два глухих удара почти слились воедино, и два бездыханных тела остались дожидаться рассвета в дорожных лужах, их пистолеты же шаловливая фантазия великовозрастного студиозуса поместила сквозь прорехи в те места, которые для них не предназначались. Кошельки их перекочевали в карманы студента, вечно нуждавшегося в деньгах. Впрочем, очнувшись, они отнеслись ко всему произошедшему с ними как к обычным превратностям своего разбойного промысла.

Следующим утром, ни разу не передохнув, на усталом коне, преодолев сто тридцать верст, Лодья въезжал в университетский Марбург.

Город лежал в холмистой долине реки Лан. В XIII веке София Брабантская, дочь ландграфа Тюрингского и вдова герцога Брабантского, основала здесь свою резиденцию. Титул ландграфа обозначал независимого от герцогов правителя, чья власть была дарована самим императором. Ландграфы Тюрингии были наиболее известными из них, но в конце XIII века в результате войны с Брабантом их земли и титул унаследовали мейсенские маркграфы Веттины. Сыну Софии, Генриху I Дитя достался только Гессен. Башни его древней цитадели по сию пору господствовали над Марбургом. Когда Генрих навел в стране порядок, германский император утвердил титул ландграфа и за ним. С тех пор и пошли гессенские ландграфы.

Спустя два с лишним века после этих событий ландграф Филипп Великодушный, известный тем, что запретил на своих землях преследования ведьм, основал первый протестантский университет в зданиях бывших католических монастырей, расположенных на холме над Марбургом. По иронии судьбы, во францисканской школе в одном из этих монастырей обучался юный саксонец Мартин Лютер, будущий идеолог протестантизма. Ландграф Филипп поддержал его призыв к реформации церкви, впоследствии охватившей половину Германии. В 1529 году в этих же стенах произошел и спор Лютера о причащении с цюрихским пресвитерианином Цвингли, заложивший основы грядущей розни между лютеранами и более радикальными швейцарскими кальвинистами…

За прошедшие с тех пор еще два с лишним столетия университет приобрел известность не только как цитадель просвещения, но и как место, где нашли прибежище умы, далекие не только от религиозной ограниченности, но нередко и вообще от каких-либо этических начал. Люди, посвятившие себя познанию не только нашей физической реальности, но и того, что находится по ту сторону, за гранью, отделяющей освещенный солнцем мир от иного, где царит мрак и вечно движутся зловещие тени. Достаточно сказать, что в 1586 году здесь некоторое время преподавал знаменитый ноланец[3]Джордано Бруно, великий исследователь потусторонних материй, спустя полтора десятилетия после этого сожженный в Риме инквизицией за чернокнижие и деятельность в пользу враждебной католикам британской короны.

И ныне одним из профессоров университета являлся философ, ученик великого Лейбница, чей ум по своей мощи и глубине разнообразных познаний не только не уступал разуму Бруно, но и превосходил его…

Лодья ехал по кривым улочкам, и опрятные пряничные франконские дома выглядели вышедшими из старинных сказок.

Впрочем, старина Марбурга была отнюдь не пряничной — всего век тому назад кровь здесь лилась широкой рекой, совсем так же, как в не забытую еще эпоху Петра Великого в России. В XVI веке, после смерти ландграфа Филиппа, его дети разбили Гессен на четыре ландграфства. Одно из них, а именно Гессен-Марбург, и стало причиной вражды между двумя другими — Гессен-Дармштадтом и Гессен-Касселем. По завещанию последнего правителя Марбурга, княжество следовало разделить между двумя этими братскими землями. Но шла ужасная Тридцатилетняя война между испано-австрийской империей Габсбургов, с одной стороны, и протестантскими государствами Германии и опорой протестантизма — Швецией, поощряемыми Францией кардинала Ришелье, с другой.

Упертая кальвинистка Амалия Елизавета Ганау-Мюнценбергская, внучка Вильгельма I Оранского, первого независимого правителя протестантских Нидерландов, была вдовой гессен-кассельского ландграфа Вильгельма V и регентшей при Вильгельме VI, правнуке Филиппа. Она являлась верной союзницей протестантской Швеции, а затем и Франции. Ландграфиня решила, что не будет делиться с лютеранином — тоже протестантом, хотя и более умеренным! — Георгом II Дармштадским. И под занавес Тридцатилетней войны началась кровопролитнейшая Гессенская война, где Кассель победил. Во время этой войны в княжествах погибло две трети населения, и особенно опустошен был Марбург, который — какая ирония! — в конце концов[4]после мирных переговоров отошел к Дармштадту. В итоге раздел княжества был произведен по завещанию его последнего правителя, и поэтому вся кровь лилась совершенно напрасно. После Тридцатилетней войны, поглотившей шесть миллионов человеческих жизней — половину населения Германии, в том числе две трети его на севере, в некоторых округах на несколько десятилетий официально было признано многоженство. И лишь недавно численность жителей Марбурга достигла уровня вековой давности — семи тысяч человек…

Оставив коня на городской конюшне, Лодья быстро дошел до основательного городского дома неподалеку от величественной протестантской кирхи. Он открыл дверь в этот дом не как квартирант, но как хозяин. Навстречу ему попалась молодая светловолосая женщина, спускавшаяся со второго этажа.

— О, майн либе Габриель! — воскликнула она, кидаясь ему на грудь.

— Майне либе Кати! — отвечал он, страстно целуя ее.