Русский момент в мировой истории - Маршалл Тиллбрук По

приказы о массовых казнях своих противников, предполагаемых противников и даже простых обывателей в назидание тем, кто мог бы подумать о переходе во вражеский лагерь. Неудивительно, что современные историки оказались неспособны разрешить противоречия, свойственные явлению, которое можно назвать феноменом двух Лениных.

Причина неспособности понять сущность Ленина и возглавляемой им партии состоит в принятии аксиомы о том, что большевики являлись политической партией в демократическом понимании этого слова. В республиканских государствах в XIX–XX вв. политические партии представляли собой союзы сходно мысливших индивидуумов, временно объединившихся для достижения ограниченных политических целей. Ясно, что по отношению к большевикам невозможно употреблять слова «временность» или «ограниченность». Преданность партии была абсолютной, а ее цели – вполне мистическими. Более того, по обоим этим параметрам партия Ленина совпадает с наиболее близким ее современным аналогом – радикальным религиозным культом. Горький опыт научил нас тому, что для лидеров и рядовых членов культовых сообществ нет никакого противоречия между высокими целями и жестокими средствами. Собственное мученичество и уничтожение других ради достижения небесного блаженства есть составляющие божественного плана. Если не им, то их потомкам и, разумеется, всему человечеству воздастся по заслугам. На пути религиозного экстаза не может быть никаких препятствий.

Первой задачей большевиков было одержать победу над белыми армиями в Гражданской войне. В этом противоборстве большевики могли дать выход своему движимому высокими побуждениями варварству без большого политического риска. В конце концов, они сражались за будущее идеи; это объединило партию, а ее политическая программа обещала ощутимые блага простому человеку. Всё это обеспечило им поддержку отчаявшихся голодных масс. Бездумная жестокость белых явилась непредвиденным дополнительным фактором успеха красных, ибо оттолкнула от «белого дела» ту часть населения, которая готова была сочувствовать сему предприятию. Большевики же, действуя из Центрального промышленного региона, уничтожали белые армии по очереди, одну за другой, пока тех вообще не осталось. Столицы Европы были переполнены подавленными русскими эмигрантами, которые, проиграв на поле боя, взялись за перо, чтобы продолжать борьбу.

Однако большевики столкнулись с еще одним, последним испытанием до того, как их победа стала окончательной. Это была самая серьезная проверка, через которую они прошли. Во время Гражданской войны надлежащее направление действий было понятным: царские офицеры и те, кто воевал рука об руку с ними, являлись открытыми врагами революции и подлежали уничтожению. Но как должен поступать правоверный коммунист, если вооруженная оппозиция возникла в рядах самой партии? Европейские социалисты с самого начала возникновения своего движения пришли к соглашению, что товарищи по партии не должны прибегать к физическому уничтожению друг друга. В принципе, марксизм был делом ума, а не сердца. Рациональная дискуссия должна привести к осознанию «истины», которую надлежало принять всем и каждому согласно ленинскому принципу «демократического централизма» (возможно, это выражение – первый из жестоких ударов, нанесенных русскому языку большевиками). Но что произойдет, если кадры откажутся принять «истину» и будут настаивать на продолжении дискуссии?

Неудивительно, что сразу же после Гражданской войны этот вопрос встал в полный рост. И это произошло в Кронштадте, морской крепости в Финском заливе. Здесь в 1921 г. большая группа закаленных революционных солдат, все с великолепным послужным списком, выступила с критикой демократического централизма (в том виде, в каком он тогда практиковался) и, между прочим, потребовала немедленного проведения демократических реформ. Что было делать? Ленин приказал Красной армии захватить крепость и сокрушить контрреволюцию любым способом, что и было выполнено ценой многочисленных жертв. Революция, по крайней мере, как ее понимал Ленин, выжила. Но еще важнее то, что в результате большевики усвоили три главных урока. Во-первых, Кронштадт показал, что одни социалисты могут поднять оружие на других социалистов во имя социализма, даже если этих других много. Табу относительно неприменения силы во внутрипартийных спорах было отменено раз и навсегда. Во-вторых, Кронштадт продемонстрировал, что к террору столь же успешно можно прибегать как внутри партии, так и вне ее. Убеждение при помощи аргументов в соответствии с марксистскими принципами было само по себе очень привлекательно, но угроза реальной расправы с теми, кто вышел из общего строя, была еще привлекательней. Наконец, Кронштадт доказал, что можно быть подлинным социалистом-интернационалистом, даже убивая других социалистов. Конечно, участники европейского социалистического движения были огорчены подавлением восстания, но тем не менее сочли это неизбежным. В умах многих европейцев идея оказалась главнее прочих соображений, а, помимо всего прочего, они знали, что Россия – страна жестокая.

Кронштадт дал большевикам те орудия – насилие, террор и слепую веру их западных товарищей, которые были им необходимы для строительства социализма. Имея в своем распоряжении эти средства, они начали разрабатывать план. Напомним, что в то время социализм был всего лишь идеей. В отличие от капитализма он не существовал в природном виде, и никто никогда не пытался возвести его на пустом месте. Многотомные сочинения Маркса и Энгельса на удивление не содержали никаких указаний в отношении практических действий по построению социализма. «Дорожная карта» к социализму отсутствовала.

Однако был путь к тому, что можно быть назвать социализмом. Первым это осознал сам Ленин. Он и его товарищи были в восхищении от экономики Германии военного времени, когда государство напрямую контролировало значительную часть производства и распределения. По-видимому, большевики полагали, что социализм, чем бы он ни был, должен базироваться на росте производства и уравнительном распределении. Немцы показали им, по какому пути идти, но это были принятые в интересах одного государства полумеры, целью которых являлась победа в империалистической войне. Следуя тому, что они считали непреложными законами развития общества, большевики решили подтолкнуть историю вперед, установив государственный контроль над всем производством и распределением, и назвать то, что из этого выйдет, социализмом.

Это был хороший план, но его осуществления необходимо было подождать. После окончания Гражданской войны большевики оказались почти в том же положении, что и Александр II и его союзники после завершения Крымского конфликта. Они представляли собой крошечную элитную группу, правившую огромной, обанкротившейся страной, только что потерпевшей поражение в противоборстве с более развитыми европейскими державами. Катастрофические итоги Мировой и Гражданской войн отбросили Россию назад, в эпоху раннего Нового времени, по крайней мере, в смысле инфраструктуры. Культурные учреждения: школы, университеты, научные институты, были разрушены; промышленность сведена на нет, а экономика вновь стала почти целиком сельскохозяйственной. Армия состояла из плохо обученных и плохо вооруженных призывников, готовых в любую минуту поднять оружие против своих командиров ради куска хлеба.

Поэтому партия решила выждать время, чтобы подготовиться к решающему штурму, и дала обществу время оправиться от послевоенной нищеты. В период Новой экономической политики (нэп) была выполнена вторая задача, но отнюдь не