Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире - Джонатан Слат

Воодушевленные находкой, мы с Толей обменялись рукопожатием – русским эквивалентом «дай пять». В отличие от других видов сов, рыбные филины обычно не используют свои насесты постоянно, поэтому наше открытие такого насиженного места можно было считать большой удачей. К тому же оно прямо указывало, что гнездовое дерево рядом: когда самка сидит на гнезде, самец обычно находится где-нибудь поблизости и охраняет ее. Все оставшееся утро мы, запрокинув головы, осматривали дупла, расположенные на высоте 10–15 метров от земли, и искали – правда, без особого успеха – хотя бы какую-нибудь подсказку на гнездовое дерево. Здесь, среди речных островков и топей, мы наткнулись на укромный уголок рыбных филинов, надежно защищенный от посторонних глаз.

Следующие несколько дней мы продолжали поиски рыбных филинов в долинах Туньши и Серебрянки. Мы слышали крики найденной Джоном пары, но так и не обнаружили признаков ее присутствия. Эти неперелетные птицы провели здесь всю зиму, но теперь, когда снег растаял и набухли почки, все труднее было увидеть их следы и перья. А спустя еще пару дней Сурмач вызвал Толю на реку Аввакумовку, что течет в 200 километрах к югу от Тернея: он обнаружил там действующее гнездо рыбного филина с едва вылупившимся птенцом. Сурмач поручил Толе вести наблюдения за гнездом и записывать, сколько еды приносят птенцу родители, какие виды добычи они доставляют и когда птенец оперится. Остаток недели мы с Джоном продолжали поиски рыбных филинов и обследовали реку Шептун, где за несколько лет до этого Сурмач с Сергеем нашли гнездо. Мы с Джоном отыскали то дерево, могучий тополь, только он лежал на земле, поваленный ураганом и скрытый от глаз кустами, которые разрослись после его падения. Рыбных филинов мы там не услышали.

После возвращения из Самарги я гостил у Джона в Тернее. Он жил высоко на холме неподалеку от поселка в уютном, выкрашенном голубой и желтой краской доме с небольшим садиком. Я поселился в совмещенном с баней флигеле для гостей, в затхлой комнатке, вмещавшей кирпичную дровяную печурку, низенький книжный стеллаж и раскладной диван, который на ночь превращался в бугристую постель. У Джона была просторная, возведенная вокруг яблони веранда, откуда открывался вид на приземистые деревянные избы Тернея и Японское море. За прошедшие годы это место успело стать для меня вторым домом: теплыми летними вечерами мы пили здесь пиво и лакомились копченой неркой, не переставая восхищаться красотой пейзажа. Как-то раз в погожий весенний вечер вскоре после Толиного отъезда мы сидели на веранде и ели моллюсков, которых прибило к берегу тем самым штормом, что удерживал Сергея и Шурика в поселке Светлая. Вдруг Джон заговорил про Толю.

– Знаешь, почему Толя не пьет? – спокойно спросил он, пытливо глядя на меня поверх пол-литровой бутылки пива.

Я ответил, что нет. Джон кивнул и продолжил:

– Он рассказывал мне, что несколько лет назад поехал на Алтай навестить родственников и выпил слишком много вина на пикнике. Он лежал на траве, глядя в синее небо, и вдруг ему ни с того ни с сего захотелось, чтобы пошел дождь. К его изумлению, тут же стало накрапывать. Тогда Толя осознал, что может управлять погодой, и решил бросить пить, чтобы держать под контролем такую серьезную ответственность.

Я уставился на Джона, не зная, что сказать.

– Бывает, считаешь человека адекватным, а он возьми да и ляпни что-нибудь в этом роде, – заключил Джон.

Весна в 2006 году пришла поздно, и реки, которые мы рассчитывали перейти в болотных сапогах или рыбацких комбинезонах, всё еще оставались вздутыми от таяния снега и мутными от сточных вод, так что любые попытки пересечь их вброд таили угрозу. Мы с Сергеем посоветовались и решили, что поедем к Толе на юг, на речку Аввакумовку, а после того, как вода спадет, отправимся на север, к Амгу. Я рассчитывал, что мне удастся понаблюдать вместе с Толей за гнездовыми повадками рыбного филина и помочь Сергею в поисках других особей, которых мы позже, возможно, задействуем в нашем телеметрическом исследовании. В конце апреля я купил билет на автобус до Дальнегорска, который располагался в четырех часах езды к югу от Тернея. Там жил Сергей, и мы с ним договорились, что доберемся до Аввакумовки на его пикапе.

12

Гнездо рыбного филина

Город Дальнегорск с населением в 40 000 человек{64}, зажатый между крутыми склонами долины реки Рудной, был основан в 1897 году дедом актера Юла Бриннера как шахтерский поселок. До 1970-х годов и город, и река, и горы носили название Тетюхе{65}, но обострение советско-китайских отношений привело к тому, что тысячи географических объектов на Дальнем Востоке вдруг переименовали. Когда в 1906 году экспедиция под началом исследователя Владимира Арсеньева{66} путешествовала по реке Рудной, ее участники были очарованы красотой этих мест: крутые утесы, густые леса и невообразимое обилие лосося потрясли их до глубины души. К сожалению, 100 лет интенсивной добычи и переработки свинцовой руды лишили здешнюю природу прежней прелести. Легендарные миграции лосося давно остались в прошлом – сказалось разрушение речной экосистемы и чрезмерный вылов рыбы, – и долина превратилась в бледное подобие былого великолепия. Некогда приметные горы были обезглавлены в ходе нагорно-глубинной добычи ископаемых или выпотрошены ради найденных там минералов. Пострадала не только природа, но и человек{67}. Четыре директора свинцово-плавильного завода один за другим умерли от рака, а образцы почвы с расположенной неподалеку детской площадки показали содержание свинца на уровне 11 000 частиц на миллион, что в 27 раз превышает предельно допустимую концентрацию, при которой в США производят обязательную очистку грунта. Население одного из поселков на реке Рудной болеет онкологическими заболеваниями в пять раз чаще жителей Тернея.

Сергей встретил меня на автобусной станции, а наутро мы уже покинули Дальнегорск. У него был «домик» на колесах: бледно-фиолетовая тойота «Хайлюкс» 1990-х годов выпуска, в кузове которой он оборудовал жилой отсек. Салон, выстланный изнутри коричневым ковролином и обитый плюшем, имел отсек со столом и скамьями, на которых могли спать два человека. Внедорожник плохо отапливался, поэтому не годился для зимних экспедиций, зато идеально подходил для весенних поисков рыбных филинов: днем мы собирались работать до упора, а потом останавливаться на ночлег, где пожелаем. Если где-то еще в мире этот автомобиль вряд ли сочли бы примечательным, то в центральном Приморье он привлекал всеобщее внимание. Прохожие оборачивались нам вслед, а деревенские мальчишки кричали во все горло, созывая друзей, чтобы те успели посмотреть на нас, пока мы не скрылись из виду.

После двух часов езды мы остановились в прибрежном поселке Ольга, где жил брат Сергея, Саша, у которого мы пообедали. Затем проехали еще немного до Ветки{68}, одной из самых старых русских деревень в Приморье, основанной в 1859 году переселенцами с юго-востока России. За полтора века своего существования Ветка, вероятно, знала времена и получше, но удача уже давно отвернулась от этого уголка Российской Федерации. Поселок, оккупированный суровыми пенсионерами, представлял собой скопление ветхих одноэтажных домишек, стоявших посреди просторных запущенных дворов. Мы свернули с главной дороги, спустились по ухабистому склону и миновали пришедшие в упадок здания одного из бывших советских колхозов, многие из которых не пережили перестройки. На окраине виднелась деревенская свалка, широкая полоса мусора и битых бутылок, которая вплотную примыкала к мелкому притоку реки Аввакумовки, вливаясь в ее воды. Мы пересекли речушку и издалека увидели впереди на тропе человека. Это был Толя, стоявший у разбитого им лагеря. Он поставил палатку на опушке леса у самого берега реки и натянул большой кусок непромокаемого брезента над маленьким костром. После того как мы выпили чаю, Толя проводил нас к гнездовому дереву по тропинке, которой рыбаки ходили к реке.

Чозения, к которой привел нас Толя, напомнила ту, что я видел в устье Самарги, – кору прорезали глубокие борозды, ветви переплелись и тянулись к небу, словно щупальца морского чудовища. Толя указал на излом ствола, когда-то крепкого, а теперь обрывавшегося зазубренной линией расщепленной древесины. Вероятно, его повалил ураган. Там, наверху, в образовавшемся углублении, находилось гнездо. В нескольких метрах справа от дупла на конце длинного шеста были закреплены маленькая камера и ультрафиолетовая лампа. Шест Толя соорудил из ивовых прутьев, которые он срубил, зачистил и связал