Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире - Джонатан Слат

вместе, а потом удерживал в вертикальном положении при помощи веревки. С шеста вниз тугими кольцами сбегали черные провода, они змеились по земле и исчезали под замаскированным неподалеку куполом – наблюдательным пунктом.

Толя перешел на ночной образ жизни. Он спал днем, чтобы ночью затаиться в засаде, наблюдая за филинами и делая записи.

– Она сиднем сидит там весь день, – сказал Толя. – Никуда не летает. Просто сидит и смотрит.

– Так она сейчас там? – спросил я шепотом и посмотрел наверх.

– Конечно, – ответил Толя, удивленный тем, что я только теперь понял это. – Наблюдает за нами, пока мы тут разговариваем.

Я поднес к глазам бинокль. И через мгновенье увидел ее: сначала коричневое пятно ее спины, едва выделяющееся на фоне коры. Казалось, больше ничего не разглядеть, но затем я сосредоточился на узкой щели в передней стенке гнезда и заметил желтый цвет одного глаза, который сурово смотрел прямо на меня. Таинственная птица сидела на дереве, стоявшем всего в нескольких метрах от нас. Я ликовал! Я еще раз убедился в умении филинов становиться частью лесного пейзажа, растворяясь в нем: благодаря защитному окрасу птица терялась на фоне дерева. И все же это казалось сверхъестественным. После всех попыток отыскать этих птиц в девственных лесах близ Самарги и Тернея я стоял на протоптанной рыбаками тропинке у деревенской свалки, а сверху на меня смотрел рыбный филин.

Сергей оставил меня на несколько дней с Толей, а сам отправился в своем «домике» на поиски рыбных филинов на реку Садагу, приток Аввакумовки. После того как я поставил палатку, Толя предложил мне подежурить ночью в засаде. Я с радостью согласился, и он перечислил основные правила поведения на наблюдательном посту.

– Веди себя тихо и старайся как можно меньше двигаться, – наставлял он меня. – Нельзя допустить, чтобы совы-родители покинули из-за нас гнездо. Мы наблюдаем за естественным поведением птиц, а не за их реакцией на присутствие человека. И не покидай палатку до самого утра. Если захочешь в туалет, пользуйся бутылкой.

После этого он пожелал мне удачи. Я собрал рюкзак и отправился обратно в лес к наблюдательному пункту. Расположенный в подлеске в десятке метров от гнездового дерева, он представлял собой двухместную всесезонную палатку, покрытую звукоизолирующей и светопоглощающей тканью и камуфляжной сеткой, которую Толя сшил сам. Внутри палатку загромождали 12-вольтовые автомобильные аккумуляторы, различные адаптеры и кабели, а среди них стоял маленький черно-белый монитор. Я достал из рюкзака дежурный паек: термос со сладким чаем и бутерброды с сыром. Потом включил монитор, и купол палатки тут же залил мягкий свет. Я двигался нарочито медленно и бесшумно. Мне совсем не хотелось спугнуть самку, которая находилась в гнезде и, конечно же, видела, как я приближаюсь. Когда на экране появилось изображение, я с облегчением увидел, что она продолжает невозмутимо сидеть на месте. Ближе к сумеркам она вдруг встрепенулась, будто увидела что-то, и я услышал доносившийся сверху шорох – вероятно, где-то поблизости появился самец. Моя догадка подтвердилась, когда самка выбралась из гнезда и, легко переступая по ветке, скрылась из виду. А потом прямо у меня над головой раздался дуэт, глубокий и звучный.

Я завороженно слушал, как токуют надо мной филины, стараясь унять бешеное сердцебиение, опасаясь сглотнуть или шелохнуться из страха, что филины заметят меня и прервут свой чарующий ритуал. Даже с близкого расстояния звук казался приглушенным, будто птицы ухали в подушку. Четко высветившийся на экране птенец неуклюже ковылял из стороны в сторону по широкому, плоскому дну гнезда и пронзительно кричал. Он знал, что еда на подходе, и, в отличие от меня, с нетерпением ждал, когда наконец закончится родительское уханье.

Дуэт смолк, значит, птицы полетели охотиться. Ночь выдалась длинной и нескучной. До полуночи взрослые птицы пять раз приносили пищу в гнездо, и каждый раз их приближение сопровождалось треском, когда их тяжелые крылья задевали ветви деревьев. Один обломившийся сучок даже упал на купол палатки. Я понял, как сложно, должно быть, птице с двухметровым размахом крыльев сохранять ночью равновесие в буйных зарослях речной долины.

Ракурс съемки оказался неудачным для сцен с доставкой добычи, а изображение – зернистым, поэтому я не смог определить, какую еду они приносили птенцу. Кроме того, мне никак не удавалось отличить самку от самца из-за их внешнего сходства, поэтому я так и не понял, кто из них выполнял основную работу. С годами я узнал, что у самок в хвосте заметно больше белого, чем у самцов, и что по этому признаку можно довольно точно определить пол птицы. Но в тот вечер я видел только, как к гнезду подлетает взрослая птица, садится на край и протягивает добычу вопящему совенку, который ковыляет навстречу и принимает ее. Затем родитель снова улетает.

После пятой доставки одна из птиц задержалась в гнезде почти на десять минут, прежде чем снова покинула его, а другого родителя я не видел в течение четырех часов. В это время раздавались почти непрекращающиеся вопли; только с половины третьего до половины пятого я насчитал 157 надсадных криков, каждый раз при этом делая пометку в блокноте.

На заре я выбрался из укрытия и по утреннему холодку вернулся в лагерь. Давно погасший костер означал, что Толя еще не проснулся. Я заполз к себе в палатку, закутался в спальный мешок и быстро уснул.

Спустя всего пару часов меня разбудил Толя, по его голосу я сразу понял, что дело безотлагательное. Я выскочил из палатки и обнаружил, что небо черное, а земля пылает. Примерно в 100 метрах от нас бушевал низовой пожар, и, подгоняемый шквалистым ветром, он быстро двигался в нашу сторону, пожирая сухую траву на пастбище к югу от нашего привала.

– Хватай ведро! – завопил Толя и побежал к узкой протоке, которая отделяла нас от огня. – Надо все как следует намочить!

Мы стояли вдвоем по колено во взбаламученной воде и плескали ее черпак за черпаком на растительность на дальнем берегу ручья – это был наш оборонительный рубеж. Если огонь прорвется через него, нашему лагерю конец. Местами пламя взмывало вверх на несколько метров, пожирая высохшие растения. Если бы оно достигло ручья, то запросто перекинулось бы и на другой берег. Огонь приближался, оставалось каких-то 30 метров.

– Страшно? – спросил меня Толя, не поворачивая головы и продолжая разбрызгивать воду и грязь как можно дальше.

– Не то слово! – ответил я.

Еще полчаса назад я безмятежно спал глубоким сном, а теперь стоял посреди грязи в резиновых сапогах на босу ногу и пытался при помощи ведра спасти палатку от стихийного пожара. Огонь подполз к самой кромке водного буфера и осторожно коснулся сырой травы и кустов. Пытливые язычки пламени лизнули растительность, но та не поддалась – рубеж выдержал. Огонь умер бесславной смертью в нескольких метрах от протоки, благодаря нашему вмешательству военный противник лишился шанса на победу.

Я посмотрел в изумлении на усыпанное пеплом, тлеющее поле и спросил у Толи, что произошло. Он рассказал, что видел, как на краю поля остановился автомобиль, постоял с минуту и покатил дальше. Сначала Толя не придал этому значения{69} и, только увидев дым, понял, что случилось. Весенний пал травы был обычным делом для местных жителей – считалось, что это ускоряет появление свежих всходов, уничтожает клещей, которые кусают пасущийся скот, и удобряет почву. Но подожженную траву часто оставляли без присмотра, как в данном случае, отчего огонь мог перекинуться на лес и стать причиной настоящей беды. К тому же, если бы возгорание случилось на несколько недель позже, после того как птенец рыбных филинов покинул гнездо, еще не умея толком летать, он просто мог погибнуть в огне. Такие пожары особенно разрушительны на юго-востоке Приморья{70}, где они медленно и методично превращают густые леса – последнее пристанище находящегося на грани исчезновения дальневосточного леопарда – в дубовое редколесье.

Сергей вернулся на следующее утро. Через несколько дней мы собирались оставить Толю и отправиться обратно в Терней, а оттуда поехать на север к Амгу, но сначала надо было тщательно обследовать реку Аввакумовку. Мы искали рыбных филинов тем же способом, что и в Тернее: шли вдоль реки, прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь их крик, и наконец услышали дуэт на берегу маленького притока километрах в двадцати от Ветки. Мы с Сергеем прочесали весь лес в поисках гнездового дерева и просидели две ночи в палатке на берегу. По вечерам птицы всегда кричали где-нибудь в новом месте, и, поскольку рыбные филины выводят потомство не каждый