Начало новой истории - Трилата Нижеги

— Деньги есть?

Эктори нахмурившись, порылась по карманам, отыскав в карманах монету, с давильным видом протянула её Имперцу, но вызвала лишь пренебрежительный взгляд и ворчливый комментарий:

— Сшодая полновесной? Это даже не деньги, можешь такую мелочь на погоду выкинуть.

Эктори нахмурилась, припрятала монету обратно, на границе сознания припоминая, что это здесь деньги маленькие, а во-от на окраенных мирах…

Со словами: «Лучше не позорься», Хафэр вытащил свою карту, перевёл сшод Имперских.

Глаза Эктори округлились, в голове судорожно заметались мысли, она пыталась что-то восклицать, но слова не шли на язык.

— Мало? — спросил Хафэр, ухмыльнувшись.

— Да какой мало⁈ Я на это целый ход в буфете аж по три раза в день питаться буду! Я же с тобой не расплачусь теперь!

— Твоя семья? — задал Хафэр очередной вопрос, цель которого Эктори не смогла понять даже контекст беседы.

— Что — моя семья? Мне у них, что ли денег просить? Ну, уж нет! Как мне теперь расплатиться? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Только предупреждаю: без крайностей!

— Ничего, — спокойно ответив Хафэр, пошёл дальше по улице.

Эктори догнав его, пошла задом наперёд, ожидающе глядя в немного надменное лицо:

— Ничего в этом мире просто так не делают, какая у тебя цель?

— Считай, плата за сопровождение, — попытался отвязаться от её вопросов Хафэр.

— Но, это нелепо! Мне всё равно делать нечего было.

— А вот в этом никому не признавайся. Твоё время — самое ценное, что у тебя есть. Когда ты тратишь его на других, делаешь им одолжение.

— Ладно, уговорил. — Немного помолчав, Эктори решила воспользоваться предоставившейся ситуацией. — Но я бы приняла плату в ином виде.

В глазах Хафэра промелькнула заинтересованность, Эктори решила объяснить:

— Мне нужна твоя защита. Я уже раз говорила, что не нравится мне госпожа директор, она явно чего-то хочет. Я слишком сильно завишу от неё. Это сейчас она терпит меня, не исключает, но сто если я покажусь ей в какой-то момент бесполезной, а то и вовсе мешать начну? Я видела, что она не смогла возражать когда ты ушёл, да к тому же ты единственный, кто ходит по Академии с оружием. В общем, думаю, если эта наглость в течении пяти ходов, что ты учишься, всё ещё остаётся безнаказанной, за ней что-то то да стоит. Защити меня.

Хафэр улыбнувшись каким-то своим мыслям, кивнул, потянулся было взъерошить Эктори волосы, но тут же отдёрнул руку, проговорил:

— Ты похожа на мою очень хорошую знакомую.

Эктори замолчав, пошла рядом, перевела взгляд на светло-оранжевые камни под ногами, на невысокие домики, некоторые из которых покосились от времени, у других провалились крыши. Хотя между камней пролезла сочная зелень, а утренняя звезда светила ярко, вся общая картина была мрачновата… Эктори заговорила, чтобы отвлечься от неприятных ощущений:

— А этот, который твой друг, кто он?

Хафэр чуть замедлил шаг, обернулся, предложил её самой подумать.

— Ну… — Эктори изучающе осмотрела Хафэра и вновь слегка отвела взгляд в сторону. — Когда я увидела его, я подумала: «Высокого полёта птица!», но по тому, как он постоянно называл тебя господином, поняла, что он твой слуга. А потом я увидела его глаза, и в голове что-то пропищало трусливо: «Хыщная птица», у него такой взгляд, словно примеряется, как бы мои глазки выклевать.

— Он перевёртыш, — объяснил её ощущения Хафэр.

Глаза Эктори разгорелись от всё возрастающего любопытства, она тут же спросила:

— А лиц у него сколько?

— Два.

— Второе — это птица? — предположила Эктори, уже наперёд зная ответ и радуясь, что знания о мирах понемногу возвращаются к ней. Получив утвердительный ответ, Эктори тут же принялась объяснять: — А я по носу поняла, он у него чем-то на клюв похож. Ведь у каждого перевёртыша есть нечто общее между всеми лицами. А как он с вами уживается? Амперцы, вроде, другие виды не любят…

Вновь холодно и надменно Хафэр поправил её:

— Он из Арий. Называй нас так. Имперцы больше не любят, когда их называют Имперцами.

Эктори хотела ещё что-нибудь вызнать про Империю и про арий — про её страну и вид, но ответы Хафэра были столь коротки и расплывчаты, что она решила оставить попытки до лучших времён: всё равно когда-нибудь сам всё расскажет — все рассказывают и этот, такой молчаливый, не станет исключением. Но Хафэр шёл молча, разглядывал домики, что-то примечал, а ей всё казалось одинаковым.

Кучка детей, рисовавшая что-то на земле, завидев их, подорвалась с места, в глазах их читались опасение и любопытство. Эктори удалось расслышать как кто-то из ребят поражённо шепнул: «Господа волшебники из того дома в лесу», в ответ ему зашикали, призывая молчать.

Хафэр, пренебрежительно взглянув на бедняцких детей, отвернувшись, пошёл прочь, но Эктори остановилась, слегка улыбнувшись, приветственно махнула им рукой. Дети тут же окружили её, засыпая на перебой вопросами о том, правда ли она умеет колдовать и просьбами что-нибудь показать.

Эктори, взглянув на Хафэра, решившего её всё-таки дождаться, но не желавшего вмешиваться, пробежалась взглядом по улице, отыскивая что-нибудь с помощью чего могла бы показать малышне чудо.

В голове Эктори неохотно всплывали принципы построения заклинаний, которые она успела вывести, пока Зингера заставляла её учить наизусть строки текста на Первом языке, твердя что над смыслом и похоже не до конца понимая составленных текстов.

Подобрав с каменной кладки засохшую ветку, Эктори обратилась к силам миров на понятном им языке, называя своё истинное имя, ведь только так энергия согласилась бы откликнуться: «Я, кому имя Ар…», — тут она замялась, поняв что так и не определилась со способом воплощения задуманного. «Обратиться ли к силам иллюзии? Или действительно направить энергию? А что это за растение? Цветёт ли оно? А то ведь не получится же переписать уже заданную от природы структуру живого объекта. А считается ли подобное воскрешением? В заклинаниях, показанных Зингерой ведь были и те, что возвращают жизнь засохшим растениям. — Губы Эктори растянулись в лёгкой усмешке: — почему-то запрет на воскрешение на растения не распространяется, а ведь они также живут, потом умирают». Эктори попыталась восстановить в памяти заклинание Зингеры и тут же укорила себя за излишнюю самоуверенность: оправдавшись тем, что Первый язык для неё роднее