Царь и Бог. Петр Великий и его утопия - Яков Аркадьевич Гордин

Слухи о мятежном настроении в гвардии вряд ли соответствуют действительности. Но важен сам факт упорного хождения этих слухов. Важно и то, что слухи эти, скорее всего, доходили и до Петра с его «собственными шпионами», о которых мы ничего не знаем.

Свидетельства о приступах подозрительности у царя, в том числе и по отношению к гвардии, зафиксированы значительно ранее 1714 года.

15 июля 1706 года Плейер сообщает в Вену императору Иосифу I весьма любопытное известие: «Фаворит (Меншиков. – Я. Г.) формирует лейб-гвардию из 500 человек одних офицеров; при себе царь не оставляет ни одного солдата». Можно гадать о степени достоверности этой неожиданной информации, но Плейер был наблюдателем тщательным и ответственным.

Следы попыток Меншикова создавать по своей инициативе воинские формирования встречаются и позже. В 1716 году (во время длящегося следствия по делу о его, Меншикова, злоупотреблениях) светлейший, уговаривая царя «польготить» ему, то есть списать часть денежных начетов, писал: «Собственный мой полк (о котором Вашему Величеству известно, что я ни для чего иного, но с единой своей ревности набрал и вооружил) ныне по указу Вашему раскосован…»

Петр, как видим, не склонен был терпеть собственные военные формирования даже у людей, в чьей преданности он не сомневался. Правда, в 1703 году Меншиков с разрешения Петра сформировал Ингерманландский пехотный полк трехбатальонного состава, который стал в некотором роде личной гвардией Меншикова как губернатора Ингерманландии и на который светлейший опирался в политической борьбе после смерти императора. Дальнейшие инициативы такого рода, особенно в смутный период после 1714 года, царь пресекал.

Но меншиковская акция 1706 года носила иной характер. Подразделение из пятисот офицеров могло быть сформировано только по приказу Петра – и для решения чрезвычайных задач.

Сведения Плейера, конечно же, нуждаются в корректировке. В двух гвардейских полках было по штату 112 офицеров. Стало быть, речь идет не о гвардейских офицерах, а о неком формировании из офицеров армейских. Это не лейб-гвардия, а формирование, гвардии противопоставленное? И вызывает сомнение численность рекрутированных офицеров.

Очень странная ситуация, если учесть, что, по утвердившемуся мнению, Петр своей гвардии безоговорочно доверял.

При этом нужно иметь в виду несколько обстоятельств.

Когда Меншиков формировал свой Ингерманландский полк, он вызвал серьезное недовольство армии, поскольку забирал из других полков лучших солдат и офицеров, равно как и брал себе лучших рекрутов. И стало быть, у него был опыт формирования специальных подразделений.

Существенен и момент, когда до Плейера дошла эта необычная информация.

Осень 1705-го – первая половина 1706 года были крайне напряженными. Разгоралось восстание в Астрахани, охватывавшее немалые, прилегавшие к городу пространства и население нескольких городков. К июлю 1706 года восстание было подавлено корпусом Шереметева, но уверенности в том, что пожар потушен окончательно, не было[57].

В Москву свозили сотни схваченных мятежников.

Нужно иметь в виду и еще одно – весьма существенное – обстоятельство.

В атмосфере всеобщего глухого недовольства Петр привык иметь под рукой надежную воинскую силу, достаточную для подавления любых волнений и для предотвращения таковых путем демонстративного устрашения. Но в этот момент Петр остался в Москве с одним батальоном преображенцев. Основные силы армии были на театре военных действий; сильный корпус Шереметева завершал карательную операцию на Нижней Волге.

В этой ситуации срочное создание некоего спецподразделения (возможно, и меньшей численности) выглядит вполне правдоподобно.

Остается неясен механизм формирования этой части. Каким образом можно было в короткий срок созвать такое количество армейских офицеров? Но у Меншикова, как уже сказано, был опыт срочного формирования Ингерманландского отборного полка.

Общая тревожность атмосферы усугублялась еще и тем, что именно в это время под смертельной угрозой оказались главные силы русской армии, сосредоточенной в Гродно.

Английский посол барон Чарльз Уитворт, несколько лет живший в России, пользовавшийся благосклонностью Петра (поскольку царь был заинтересован в добрых отношениях с английской королевой Анной) и, соответственно, снискавший дружбу многих высоких персон, доносил в Лондон 6 марта 1706 года:

Саксонская армия разбита генералом Реншильдом на силезской границе. Я догадывался, что двор тоже получил известие об этой неудаче; по городу пошли смутные слухи о сражении, которое старались выдавать за успех саксонского оружия. Вчера, однако, пришла другая почта с подробностями дела и с подтверждением, что союзник потерпел совершенное поражение, потерял все пушки, обоз, что пехота его почти уничтожена. 〈…〉 Вы легко можете себе представить, какое смятение эта новость произвела здесь, насколько она может изменить намерения двора и ход настоящей войны.

Русские строили все расчеты на соединение с саксонской армией, которое, казалось, обеспечено было значительным численным перевесом и свежестью войск; в этой надежде они удерживали свои позиции в Гродно, дав шведскому королю возможность занять квартиры в Василичке, между дорогами виленской и минской, и таким образом отрезать их сношения с Курляндией и Смоленском; и если теперь генералу Огильви по царскому приказанию или по недостатку провианта придется покинуть свой настоящий лагерь и придвинуться к русской границе, ему понадобится большое искусство и умение для удачного отступления 〈…〉. А случись с этой армией значительная неудача, она, вероятно, повлечет за собою совершенное поражение России, так как я недоумеваю, откуда царь возьмет другую армию 〈…〉. Не говоря о том, что русские вообще легко отчаиваются после неудач, а также о господствующем между ними неудовольствии и о склонности к мятежам, на которую я уже имел честь указывать во многих письмах.

Относительно склонности «легко отчаиваться после неудач» Уитворт не прав. Во всяком случае, Петру это свойственно не было. Но он вовсе не заинтересован был излишне драматизировать положение дел в России. Он был вполне лоялен по отношению к Петру и заинтересован – в интересах Англии – в сохранении политического статус-кво. А потому его соображения нужно воспринимать серьезно.

«Недовольство», «всеобщее недовольство», «склонность к мятежам» – понятия, рефреном проходящие сквозь донесения европейских дипломатов с самого начала войны со Швецией.

Если учесть это повсеместное тлеющее недовольство, только что с трудом затоптанный пожар в Нижнем Поволжье, крайне неустойчивое положение на театре военных действий, несмотря на то что русской армии удалось вырваться из западни, а Карл отложил поход в Россию, – на этом фоне сообщение Плейера о формировании верным Меншиковым какой-то особой офицерской части приобретает некоторую достоверность.

Мы не знаем и знать не можем, что именно происходило в воображении Петра именно в этот момент – в июле 1706 года. Но постоянное пребывание на пороховой бочке (при наличии множества желающих поджечь фитиль) не