Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

– Вы должны радоваться, барон, что эта ваша операция закончилась до момента входа эскадр в Мраморное море. Если бы в Константинополе узнали, что ваш флот вышел в море с целым корпусом десанта, то могли бы подумать, что он имеет назначением Варну, Трапезунд, Батум, и только Бог знает, чем все это могло бы кончиться!

– О я, несчастный! – отвечал Бруннов, придя в себя. – Как бы все это не закончилось моей отставкой!

Что мог ему ответить лорд Абердин, сам уже выброшенный на обочину большой политики?

Когда из Берлина пришли в Париж известия, что 4-й русский корпус идет к границе Молдавии, британское Адмиралтейство послало приказ стоящему у Мальты вице-адмиралу Дондасу идти в Архипелаг, но не входить в Дарданеллы. Другой приказ повелевал Дондасу отныне находиться в распоряжении британского посла в Константинополе лорда Стрэтфорда-Рэдклифа, на случай нападения русских на турецкую столицу. Появление союзной эскадры в бухте Безика у входа в Дарданелльский пролив говорило о том, что Лондон и Париж встревожены.

У входа в Дарданеллы к этому времени собрался уже почти весь британский Средиземноморский флот. Командующий вице-адмирал Джон Дундас держал свой флаг на 120-пушечной «Британии». Рядом слегка покачивался на пологих волнах «систершип» «Британии» «Трафальгар» капитана Гренвилла. Немного поодаль стояли на якорях еще ни разу не опробованные в боях новейшие винтовые «Роял Албен», «Агамемнон», «Ганнибал» и «Принцесса Роял». Густо дымил всеми четырьмя трубами лучший в мире пароходо-фрегат «Террибл» (что значит «Ужасный») – две 400-сильные машины и более двадцати пушек, восемь из коих 68-фунтовые бомбические! Дальше в туманной дымке угадывались очертания еще десятка линейных кораблей и фрегатов.

Несколько поодаль расположился и французский флот, спешно переброшенный из Тулона: 120-пушечный «Вилле де Париж» – флагман вице-адмирала Лассюса, 120-пушечный «Валми» и «Фридланд», 90-пушечные «Юпитер», «Иена», «Байярд» и «Наполеон» и другие. Почти половина из них тоже винтовые. Такой армады Дарданеллы еще никогда не видели.

Несмотря на все заверения во взаимной дружбе и любви, союзники держались все же порознь, приглядываясь друг к другу. Англичане выказывали нарочитое презрение к своим соседям, демонстрируя при всяком удобном случае отличную морскую выучку и слаженность команд. Французы в ответ бравировали своим равнодушием к демонстрируемым англичанами достижениям, чем весьма обижали гордых бриттов.

Параллельно с официальной дипломатической войной в Европе кипела и другая война – журналистская. Ставки здесь были тоже очень высоки – общественное мнение! Еще начиная с 1837 года, подкуп парижских газет регулярно осуществлял по заданию III отделения граф Яков Толстой, давно обосновавшийся во Франции. Кроме этого в мае 1853 года наш посол во Франции генерал Киселев сообщал Нессельроде, что сам помещает – под чужим именем – прорусские статьи в парижской печати. Для «обработки» германской и французской прессы отправился летом 1853 года в Берлин и Париж дипломат и поэт Федор Тютчев. Однако все старания мало что давали. Битву за умы читателей мы проигрывали по всем статьям. Россия заранее была объявлена врагом цивилизованной Европы, и паскудить ее было не только модно, но и выгодно, так как за это хорошо платили. Из донесения графа Якова Толстого: «Пресса вынуждена или воздерживаться, или брать сторону турок. Это молчание обязательно не только для газет. Ни одна брошюра не смеет касаться турецкого вопроса, и вообще запрещено печатать что-либо противное политической линии, принятой правительством». Это так, к слову о традиционной европейской демократии…

В России в те дни по рукам ходила лубочная карикатура на Наполеона III. Кривоногий карлик с огромными усами и саблей, потрясал кулаками перед перепуганным французом. За спинами обывателей теснились здоровенные гренадеры со злобными рожами. Надпись под рисунком гласила: «Французы! Империя есть мир, а подтверждение этой истины… позади вас… До свидания! Да здравствует Наполеон!

Такие же лубочные картинки рисовали в канун 1812 года, когда к России примеривался дядя нынешнего императора.

* * *

Итак, жребий был брошен! По замыслу императора Николая занятие русской армией вассальных Турции княжеств должно было заставить строптивый Константинополь подписать все выдвинутые ему требования. Армия должна была занять вассальные Турции Молдавское и Валахское княжества, но Дуная, отделявшего от них границы непосредственно самой Турции, не переходить. Отмобилизованные 4-й и 5-й корпуса дружно двинулись к границе Валахии и Молдавии под командой генерал-адъютанта Горчакова. Еще один – 3-й корпус был передвинут ближе к южным границам империи в Волынскую и Подольскую губернии. В Севастополь прибыла 13-я пехотная дивизия, которая должна была стать основой десантного отряда, на случай наступательных действий против турок.

Выбор командующего действующей армии был не слишком удачным. Князь Горчаков, будучи прекрасно эрудированным, лично храбрым и даже поэтом в душе, к старости стал излишне суетливым, забывчивым, рассеянным и поэтому при всех своих высоких качествах для должности командующего был абсолютно негоден.

Напутствуя своих генералов, Горчаков высказал им свою стратегему:

– Увидев, что мы не переходим Дунай, турки, может быть, потеряют терпение и сами перейдут на нашу сторону. В этом случае с Божией помощью я надеюсь их побить, и тогда уж вся дурь у них спадет!

Форсировав Прут, передовые части форсированным маршем пошли на Бухарест. Валахские граничары-пограничники безмолвно пропустили мимо себя русские полки. Главные силы шли тремя колоннами. Правая – под началом генерал-лейтенанта Липранди, средняя – генерала от инфантерии Данненберга и левая – графа Нирода. Впереди армии – конный авангард графа Анреп-Эльмпта. Граф имел приказ как можно быстрее достичь Бухареста. Задачу он выполнил, преодолев 350 верст за 12 дней. Из Измаила вверх по Дунаю одновременно двинулась и речная флотилия контр-адмирала Мессера, в составе трех десятков канонерок и двух вооруженных пароходов. Мессеру была поставлена задача – взять под наблюдение среднее течение Дуная.

По мере продвижения наших войск по Молдавии и Валахии к ним присоединились местные конные полицейские-доробанцы и валахские солдаты. Впрочем, толку от этого разношерстного воинства было немного. Поэтому наши относились к ним по принципу: не мешают, и за то спасибо! В городках и селах казаки вывешивали прокламации, в которых говорилось, что приход русской армии временный и направлен против турок, законы, налоги меняться не будут, а снабжение армии будет хорошо оплачиваться.

Движение армии напоминало торжественное шествие. Несмотря на жару и большие переходы, солдаты были бодры и веселы. Население радостно встречало войска и охотно давало жилье на постой. В столице Молдавии Яссах Горчакова встречали колокольным звоном. Молдавский господарь князь Гика выехал навстречу в русском генеральском мундире и со сбритой по этому случаю бородой. В Бухаресте армию встречали господарь Стирбей и местный митрополит.

Однако если крестьянство искренне радовалось приходу русских,