Лахайнский полдень - Алексей Анисимов

Не подумав, я опрометчиво ответил, что в этих словах и его поступках есть противоречие. Но слова старика прозвучали неожиданно: «Мой брат – часть моей жизни. Именно поэтому я разорвал с ним. Хочу уберечь от беды». В тот день Токиари попросил меня позаботиться о младшем брате… Когда его самого не станет.

Голос Асахи немного осип от долгого рассказа, но он продолжал:

– Оба родителя братьев Йокой погибли в последний день войны. Младший брат был еще маленьким и мало что помнил из тех времен. После он получил хорошее светское образование и был огражден от самурайского прошлого их семьи. Его воспитывала бабушка. Несмотря на это, младший брат вырос довольно воинственным. Он верил, что Япония должна вернуть себе величие – с оружием в руках. Он тянулся к фамильным мечам как к символам силы.

А Токиари был убежден в обратном: мечи впитали в себя зло. Скверну, как он это называл. Клинки служили поколениям воинов, пропитываясь их судьбами и кровью…

Он хотел оградить брата от их влияния. Считал, мечи способны сломать любую душу, особенно ту, что к этому совсем не готова. – Асахи перевел дыхание. – Странно, но такая забота лишь сильнее распаляла брата. В какой-то момент Токиари понял: переубедить уже невозможно.

Тогда он и решил разорвать отношения. Это был единственный выход.

Мечи он оставил себе. Никого к ним не подпускал. Токиари считал: его главная миссия – освободить, защитить как-то их семью от проклятия. От фамильных самурайских мечей. Но как?

Закопать в землю или смыть скверну водой, как в некоторых обрядах очищения? Нельзя. Нужен был особый ритуал. Такой, который очистил бы не столько клинки, а сами души. Токиари искал такой ритуал всю жизнь. Копался в манускриптах, перечитывал древние книги. Но так и не нашел… А с годами и вовсе засомневался: существует ли такой ритуал вообще?

Асахи замер. Слова будто назревали в тишине.

– Но я понял, как помочь ему, – наконец произнес он. – Знал, какая сила способна очистить клинки! Та, что однажды возродила мое тело и душу, могла очистить и древнюю сталь.

Я рассказал ему всё: о заброшенных катакомбах, об острове. О том, что изменило и возродило меня…

Он слушал внимательно, будто взвешивал каждое мое слово. А потом я отвел его к могильному камню. Туда, где мы когда-то встретились впервые. Старик был бодр, я даже подумал, что слова мои дали ему силы. Он с легкостью спустился с дороги на тот выступ, сел напротив плиты и долго смотрел то на меня, то на высеченные в камне иероглифы. Мы словно поменялись местами. Теперь он был учеником. А я стал учителем…

Асахи говорил, а мысли несли туда – к камню. Он снова был рядом с Токиари, как в тот день. Вспомнил, как попросил его прочитать надпись – не слитно, как по правилам, а по одному иероглифу. Старик вглядывался в поверхность камня, беззвучно шевеля губами. А Асахи – в него. Он знал: ответ был зашифрован в самурайском имени их рода еще сотни лет назад.

Внезапно лицо старика озарилось:

– Хочешь сказать… – голос его дрожал, – одинокий клинок на краю колодца? В глубине заброшенной шахты… где свет… прорывается сквозь сердце императорской хризантемы?

В глазах Токиари стояли слезы. Он едва слышно произнес:

– Я искал этот путь всю жизнь… а он, оказывается, всё время был передо мной…

Асахи замолчал. А потом, глядя куда-то сквозь стены и лица, тихо добавил:

– Это и есть мой путь…

За окном стало необычно тихо, словно улица прислушивалась к ним сейчас. У Светланы на глазах выступили слезы. Семён застыл, уставившись в одну точку.

– Невероятно, – прошептала она, давая тишине прозвучать после такого рассказа. – Я так рада, что ваш учитель все-таки обрел, что искал…

– К сожалению, не успел, – ответил Асахи довольно резко. – Он скончался через несколько недель.

– Как?! – растерянно переспросил Семён. – Вы же говорили: был полон сил…

Сдержав эмоции, Асахи через силу произнес:

– Рано или поздно это случается со всеми. Он прошел через свои тории…

– А мечту его, – едва слышно спросила Света, – вам удалось исполнить?

В темноте голос Асахи прозвучал почти бестелесно:

– Да. Я вернулся на дно колодца… куда иногда заглядывает Аматэрасу.

Утром, когда Светлана с Семёном проснулись, за окном сияло яркое августовское солнце. Их японский гость исчез.

Часть II

Если ты появился на свет в старинном самурайском роду, достаточно лишь глубоко задуматься над верностью предкам, презреть тело и разум и всецело посвятить себя служению хозяину… 5

Глава 1

Из гостиницы Асахи направился к реке. В отличие от других городов, где Темза обычно пересекала самый центр, в Абингдоне она лишь очерчивала его границу: на одном берегу дома теснились, будто цепляясь друг за друга, а на другом раскинулся зеленый массив, нетронутый временем, словно укрывшийся там от людского вторжения.

В самом широком месте, там, где течение лениво замедлялось, притаился продолговатый остров. С высоты он походил на большую лодку, замершую на водной глади. К нему, а затем дальше, на противоположный берег, вел старинный каменный мост, чьи арки отражались в реке, словно перевернутое в воде сооружение. Именно этот остров был конечной точкой утреннего пути Асахи.

Английское августовское утро встречало японца еще прохладным дыханием ночи, но чистый, без единого облачка небосклон обещал зной уже к полудню. Несмотря на ранний час, город лениво пробуждался. Некоторые кафе распахнули двери, но за столиками почти никого не было. Редкие посетители, привлеченные ароматом свежей выпечки, нетерпеливо переминались с ноги на ногу в ожидании заказа около стойки и поглядывали на часы, опасаясь опоздать по своим делам. Это было странное, пограничное время, когда никуда не спешащие горожане еще не проснулись, а занятые утренние пташки имели в запасе лишь несколько минут до начала работы.

Асахи не вписывался ни в одну из этих категорий. Хотя впереди его ждала встреча с достопочтенным местным жителем, времени оставалось предостаточно – можно было себе позволить неспешный завтрак и прогулку по английскому средневековью.

Выбрав кофейню с террасой прямо у воды, он заказал зеленый чай матча – эти странные англичане даже туда умудрялись плеснуть молока – и сэндвич с копченым шотландским лососем. К рыбе у него претензий