ВьЮжная Америка - Александр Юрьевич Романенко

будет счастливый день. Почему? Потому что москвичи смогут наконец-то по-настоящему не только экономить, но и по-настоящему вкусно, здорово, разнообразно и красиво питаться. Поверьте, выстроив где-нибудь в центре Москвы огромный полупустующий торговый центр, в котором, как в старые времена, полки заставлены однотипными по содержанию баночками или пакетами, мы тем самым нисколько не решаем проблемы правильного снабжения. Куда разумнее вместо одного колосса построить десять не очень больших магазинов, но с очень большим ассортиментом. И только самообслуживание.

Как приятно скользить за наполняющейся коляской среди пестрых волн товаров! Как приятно знать, что никуда больше не нужно ехать, чтобы найти то или это, дешевле или лучше. И то и это — все есть в «Супермакси», дешевле нет нигде, лучше — тем более. Наглядное тому доказательство — маленькие уличные магазинчики, чьи владельцы, не долго думая, покупают товары в «Супермакси» и перепродают их по высокой цене тем, кому лень пройти три лишних квартала.

Однако более всего я был поражен видом перегруженных колясок. Такой картины не увидишь почти нигде (я говорю «почти», потому что тридцать шесть стран, в которых я побывал, — это еще не весь мир; возможно, подобное наблюдается где-то еще, хотя я не уверен). Представьте себе женщину, толкающую перед собой центнер груза. Сто килограммов! Нет, это не оптовая закупка. В коляске всего понемногу: и мясо, и рыба, и овощи, и фрукты, и консервы, и гарниры, и вино, и сладости, и проч. и проч. Все прекрасно упаковано, ничего не прольется, ничего не раздавится. Всего так много! Но и это не предел — кое-кто катит, мучаясь и перенапрягаясь, сразу две коляски, и обе нагружены горой.

Несмотря на обилие покупаемого товара, очередь движется быстро. Кассир не вводит цену в кассовый аппарат, он просто одним движением руки проносит упаковки над вырезом лазерного считывающего устройства и передает их мальчику, который за его спиной поспешно укладывает ваши покупки в большие белые целлофановые пакеты. Коробки, бутылки, банки и пакеты летают над кассой так стремительно, что вы едва успеваете выкладывать их из своей повозки.

Но я пока не спешу к кассам, я качу тележку вдоль рядов. Вокруг меня бегает Дора, сует в коляску невесть что, с восхищением комментируя каждую очередную находку. Так, с ее легкой руки, кроме продуктов в коляску попадают кастрюльки, тарелки, рюмки, маленькие щетки, паста для натирки паркета, большие щетки, губки, салфетки, шампунь, снова какие-то «специальные» щетки и, наконец, — огромная, как полковое знамя, швабра. И еще одна щетка, но уже с длинной ручкой.

С другой стороны суетится Валентина, заваливая коляску овощами, крупами, мясом, колбасой, молоком, апельсинами, бананами, грушами, сырками, куриными ногами, маслом и бог весть чем еще. Маша тоже не отстает, подкидывая то банки с фруктовым желе, то йогурты, то палочки пастилы, то пакеты жевательных конфет. Я же, проплывая мимо вин и коньяков, ненароком подцепляю бутылку гавайского рома, а далее — пакет очень сухого вина и такой же пакет мангового сока. И еще концентрированное мороженое — детская любовь. И еще пол-арбуза в пленочке и полпапайи — уж очень ее семечки похожи на заячий помет, интересно попробовать. И так далее. Ходим, подкидываем в коляску. Вскоре подкидываем уже НА коляску — емкость превратилась в быстро растущий пригорок. Нашу покупательскую вакханалию останавливает Валентина.

— Все, достаточно! — говорит она. — У нас денег не хватит.

Действительно, хватит ли? И что делать, если не хватит?

— Если не хватит — выложим то, что подороже, — по-советски логично предлагает Валентина. С ее точки зрения, лучше лишиться какого-нибудь деликатеса, чем пакета с рисом или пшенкой.

Подкатываемся к кассам. Инстинктивно занимаем наиболее выгодную позицию — я со стороны торгового зала, Валентина — на выходе из кассы, она готова «принимать товар».

— Буду присматривать за пацаном, — шепчет она мне на ухо.

Что поделать, привычка — вторая натура. Всюду мы, советские (сейчас все говорят «российские», но это пока не устоялось, не выросло, в ближайшие тридцать лет мы все будем именно советскими), мы, советские, привычно подозреваем всякого продавца в воровстве. И мальчишка-укладчик, разумеется не догадывающийся об этом, тоже попадает в наш список потенциальных жуликов.

В самом деле, что ему стоит незаметно сунуть наш пакетик с жвачками куда-нибудь вниз, под стол? Ничего не стоит. Просто он никогда этого не сделает, даже если очень попросить. Он всеми конечностями держится за свое рабочее место, он знает, что будет уволен и рассчитан в течение получаса при любой малейшей жалобе покупателя. Но он не трясется от страха (нет смысла трястись, все равно рано или поздно уволят — текучка здесь значительная), он старается, работает как может. Однако чисто психологически нам все же легче держать пацана в ворах — это восстанавливает привычную картину мира и оберегает нас от лишнего стресса.

Беззвучно порхают пакеты, коробки, банки, шелестят упаковочные сумки. Я выгружаю все содержимое коляски на стол, но старательно откладываю в сторонку деликатесы — на случай нехватки денег. Но в конце концов деликатесы тоже попадают в общую сумму.

— Трэсьентос трэйнта трэс, — зачитывает кассир, интеллигентного вида парень в белой рубашке с бордовой бабочкой.

Дора подлетает в воздух — счастье привалило! Триста тридцать три! Три тройки! Бесконечная удача! Я же радуюсь не тройкам, а тому, что у меня в кармане триста сорок тысяч сукров. Хватило. Разве не чудо?

Да, девяносто долларов — сумма впечатляющая, но видели бы вы эту коляску! Я-то ожидал другого — в смысле суммы.

Тут подбежал пацан помельче, тоже с коляской, но другой, крепко сработанной из толстых стальных трубок. Пацан подвозит сумки к багажникам машин. Он тоже официальный работник «Супермакси». Таких там немало. Подвоз обошелся мне во все ту же монету — ун миль. А еще через минуту или две произошло очередное волшебство: все сумки, числом шестнадцать, с трудом, но вошли-таки в багажник «шевроля». Более того, маленький человечек купил еще кое-что для себя, тоже пару сумок. Единственное, что никак не пожелало укладываться, — это швабра. Ее воткнули в салон и уложили мне на плечо, веревочными хвостами вперед.

Когда по приезде все добро из шестнадцати сумок было выложено на столы в нашей кухне, превратившейся сразу же в подобие продовольственного магазина, я не смог удержаться от восхищения (к которому меня уже успела приучить Дора).

— И это все за девяносто долларов?! — восклицал я, щупая продукты, чтобы убедиться в их реальности. — Да у нас в Москве… У нас бы это… У нас было бы… Я даже не знаю, сколько бы у нас