Знак Огня - Артём Сергеев

class="p1">— Так Коннор же, — пожал плечами тот, — но в этом моём нынешнем местожительстве было бы странно мне именоваться полным именем, это вызвало бы вопросы и ненужное внимание, вот и пришлось нам с братом…

— А брат у тебя почему такой? — мне стало по-настоящему интересно.

— Так клурикон же! — со вздохом сожаления ответил Кеня, — всегда пьян и угрюм, и ничего ему не надо! Исстари так заведено у нас, с начала времён это тянется, но у настоящего лепрекона всегда должен быть брат, и не знает никто уже, наказание это наше или наша награда! Завистники и клеветники, коих у нас немало, глупый слух пустили, что именно у клуриконов совесть наша хранится, одна на двоих хранится, но только враки всё это, ваше сиятельство, враки и наговоры.

— Хорошо, — прервал я его, — всё с вами понятно. А это что? Не было же?

С этими словами я ткнул пальцем в помятый капот и пробитую лобовуху.

— Это, изволите ли видеть, производственный эксцесс, — виновато развёл руками Коннор, — а если быть совсем точным, то эксцесс исполнителя! Снимал брат мой с другой машины двигатель, да с пьяных глаз и уронил его на вашу, прощенья нижайше просим. И брат будет за то наказан, лично накажу, и деньгами и физически! И исправим всё, тут сомневаться даже не думайте, лучше новой будет!

— А это, — и я показал пальцем на засранную птицами крышу, на засиженный другими мелкими животными салон, да там и собака спала раньше, та собака, что на цепи сейчас сидит, на какие-то грязные тряпки на сиденьях, на выпотрошенный бардачок, на заляпанную и изгвазданную обшивку потолка, ведь даже потолок извозить в грязи умудрились, сволочи.

— Э-э, — поискал слова Кеня и быстро их нашёл, гад такой, — вы про этот некоторый, скажем так, производственный и в чём-то даже творческий беспорядок? Так ведь не будет его, время только дайте, и не только что пылинки лишней, а даже и запаха не останется! Точнее, останется, но то будет приятственный запах новой машины, с лёгкими нотками цитрусовых и морского бриза в послевкусии, уверяю вас!

— Нет, — покачал я головой и вцепился взглядом ему в глаза. — Я про то, Коннор, что наказание без вины редко бывает. Вот если бы ты всё сделал, как обещал, если бы ты не хамил мне, причём с удовольствием хамил, знал ведь, сучок такой, точно знал, кто я такой и почему на привязи, ты ведь прямо лоснился от счастья, что шпынять меня можешь и ничего тебе за это не будет, так вот, если бы не это, то я сегодня про тебя даже и не вспомнил. Но ты начал дёргать тигра за усы, Коннор, а ведь ты, если не врёшь, в Китае жил и потому должен знать, что нельзя так делать, даже с мёртвым тигром нельзя!

— Так ведь продать хотела Алина Васильевна мне машину вашу, — пробормотал Кеня, — на запчасти продать! Кто ж знал, что так всё обернётся?

— Продать? — удивился я, — после того, как я всю кредитку свою втихую от неё выгреб и тебе отдал? Как это понимать?

— Потому и продать, — виновато уставился он глазами мне в ноги, — в наказание вам, стало быть. Чтобы впредь вы своей волей денег больше не тратили, ваше сиятельство.

— Похоже на неё, — согласился я, подумав, вот ведь, зараза такая, — ну да ладно, не твоё это дело. Твоё дело, Коннор, понять, почему я, посмотрев на твой ремонт и твоё ко мне отношение, не жгу сейчас всю твою богадельню с тобой вместе. Как вон тот дом, к примеру, отсюда же пожар видно, и как свой собственный, а я же дотла его спалил, Коннор, со всей ненавистью спалил, не пожалел, и ещё двух ведьм в огне упокоил навсегда. Ты же прекрасно видишь, что меня просто распирает, что у меня руки чешутся, что я в своём праве, что поделом тебе, но не делаю этого. Ответь мне, Коннор, почему?

— Потому что вы очень добрый и хороший человек, — заюлил было Кеня, но, бросив быстрый взгляд мне в глаза, вздохнул и выдавил из себя:

— Сто тысяч, ваше сиятельство, и это отличная сумма! Прямо сейчас в наличии у меня имеется, дома имеется, всё мелкими купюрами, как на подбор, отлично же поместится в ваших карманах, снимет собою множество мелких дорожных проблем и не свяжет вас излишней заботой о себе, не заставит нервничать!

— Каков наглец, — вздохнул я в свою очередь, — миллион, Коннор, миллион! Меньше мне брать с тебя просто невместно, вот ещё, копейки твои считать.

— Да за что же миллион! — возопил он, потеряв всякую осторожность и замахав на меня руками, — это ж такая сумма! Для неё ведь даже название отдельное выдумали, не просто же тысяча тысяч, а миллион, это же что-то да значит, имейте уважение!

— Хорошо, что не врёшь, что нет у тебя столько, — начиная злиться, холодно сказал ему я, — давай, Коннор, быстрее принимай неизбежное, или я тебе помогу. Времени у меня на тебя, Коннор, нет совсем, а вот зла много.

— Так ведь даже машина ваша столько не стоит! — не унимался он, — это ведь ещё четыре таких надо, итого целых пять на миллион! Поймите вы, ваше сиятельство, целых пять!

— Допустим, не пять, а три-четыре, — возмутился я, — а то и две с половиной, если в хорошем состоянии!

— Вот! — радостно уцепился он за мои слова, — ежели в хорошем состоянии! А чтобы её в такое состояние привести, это ж столько денег надо потратить, что дешевле выйдет ещё одну такую же, только бодрую, купить! А то, может, и купим, ваше сиятельство, есть тут у меня на примете одна, завтра же и купим…

— Ах ты, тварь! — я понял, что Кеня встал на привычные рельсы, что он меня поймал, вовлёк в дурной разговор, и что обрадовался он, и, что самое плохое, в глазах его мелькнуло, на самом донышке мелькнуло, тщательно скрываемое ехидное торжество, от которого и до сомнений не то что в моих силах недалеко, а во мне самом, как в человеке. А то ведь сиятельство-то он, конечно, сиятельство, но разве же нельзя маленечко, совсем немножечко им покрутить?