Герой Рима - Дуглас Джексон

на самом деле не остановили бы и гусиное перо, не говоря уже о копье. Поверх туники его ординарец помог ему надеть лорику сегментату, пластинчатый доспех, который покрывал его плечи, грудь и спину и мог остановить копье, но при этом был достаточно легкий, чтобы он мог двигаться быстро и свободно сражаться. Гладий с коротким лезвием висел в ножнах на его левом бедре, удобно упираясь в него, готовый быть вынутым с этим музыкальным шипением, которое всегда заставляло волосы вставать дыбом на его затылке. Наконец, тяжелый полированный шлем с защитой шеи и нащечниками, увенчанный жестким гребнем из алого конского волоса. Он знал, что испытывает терпение легата, но Марк Ливий Друз был полководцем по образцу великого Гая Мария, и все неуместное будет замечено и запомнено.

Когда он был удовлетворен, он прошел небольшое расстояние от палатки, который он делил с другим из шести военных трибунов легиона, до шатра, который одновременно служил жилыми помещениями командующего и принципами, нервным центром легиона. Окружение было утешительно знакомым. Аккуратные ряды палаток, разделенные на единицы центурий и когорт, виа претория, простирающаяся до точки, где она разделялась пополам виа принципалис как раз перед принципиями, а за ней зона снабжения, мастерские палатки и конные упряжки. Глевум, постоянная штаб-квартира Двадцатого, находился в сорока милях к северо-востоку, но поскольку он прибыл в Британию много месяцев назад, свежий и нервный в порту на реке Тамезис, он провел больше времени на марше или на инженерных работах, чем в форте. Маршевые лагеря, почти не меняясь, были для него теперь более родным домом, чем вилла его отца. С самого начала служба в армии давалась ему, может быть, не легко, но определенно естественно. В те ранние дни он часто лежал, завернувшись в плащ, измученный после долгого дня патрулирования, и удивлялся судьбе, которая привела его сюда, где он и был. Он инстинктивно знал, что его предки сражались на стороне Ромула, шли со Сципионом и стояли вместе с Цезарем при Фарсале. Это было там, внутри, в каждом нерве и сухожилии.

Он узнал в двух легионерах, стоящих на страже снаружи принципов, постоянных членов охраны легата. Мужчина справа поднял брови, предупреждая о возможном приеме. Валерий усмехнулся в знак благодарности, а затем переключился на свою бесстрастную солдатскую маску. Внутри легат низко склонился над песчаным столом в задней части палатки в сопровождении пары своих помощников. Валерий снял шлем и постоял несколько секунд, прежде чем с громким грохотом ударить кулаком по нагруднику.

— Трибун Верренс, к вашим услугам, господин.

Ливий медленно повернулся к нему лицом. Из-за послеполуденной жары внутри принципии было душно и липко, но даже при этом он носил тяжелый алый плащ, обозначавший его ранг, поверх парадного доспеха, и теперь его одутловатое патрицианское лицо и лысеющая голова соответствовали ему почти в совершенстве.

— Надеюсь, я не помешал вашим играм, Верренс? — Голос был чересчур культурным, а тон почти заботливым. — Может быть, нам следует каждое утро заставлять наших трибунов сражаться в грязи с простыми солдатами? Если бы они нанесли своим офицерам несколько шишек и ударов, это значительно подняло бы их боевой дух. Мы можем даже потерять некоторых, но тогда трибуны ни на что не годятся. Да, хорошо для морального духа. Но… не… годится… для… дисциплины! — Последняя фраза прогремела со всей ядовитостью, которую Ливий смог влить в нее. Валерий заметил потертое место на стене палатки за правым плечом легата, готовясь переждать неизбежный шторм.

Командир легиона выплюнул слова, словно залп баллистных болтов. — Дисциплина, Верренс, – это то, что позволило Риму завоевать каждую достойную часть этого мира и доминировать над тем, что еще осталось. Дисциплина. Не мужество. Не организация. Даже не несметные богатства Империи. Дисциплина. Дисциплина, которая удержит легионера в строю, в то время как его товарищи будут падать один за другим рядом с ним. Дисциплина, которая будет удерживать его в бою до тех пор, пока у него не останется ни одной капли крови. Та дисциплина, которую вы, Гай Валерий Верренс, своим ребяческим желанием произвести впечатление, рискуете фатально ослабить. Как вы думаете, вы стали более популярными, бросив вызов Креспо? Вы хотите нравиться? Покажите мне легион, офицеров которого любят солдаты, и я покажу вам легион, созревший для поражения. Это Двадцатый легион. Это мой легион. И у меня будет дисциплина. Единственное, чего вы добились, трибун, – это уменьшили авторитет центуриона.

Без предупреждения тон смягчился. — Ты неплохой солдат, Валерий; однажды ты можешь стать очень хорошим. Твой отец попросил меня взять тебя в свой штаб, чтобы ты получил военный опыт, необходимый для карьеры в политике, и я выполнил свое обязательство, потому что наши семьи голосуют плечом к плечу на Марсовом поле уже десять поколений. Но единственное, чему я научился за время, проведенное вместе, это то, что ты не политик. Лесть и лицемерие не в твоей природе, равно как и естественное желание выслужиться. Тебе не хватает истинного честолюбия, что очень важно, и ты честен. Если ты пойдешь по пути политики, ты потерпишь неудачу. Я уже пытался сказать об этом твоему отцу, но, возможно, я был слишком тонким, потому что он все еще желает когда-нибудь увидеть тебя в сенате. Сколько тебе лет? Двадцать два? Двадцать три? Должность квестора через три года на какой-то куче навоза в пустыне. Двенадцать месяцев, потраченных на то, чтобы помешать жадному губернатору или проконсулу разрушить его провинцию и ее жителей. — Валерий был настолько удивлен, что позволил своим глазам опуститься и встретиться со взглядом легата. — О да, трибун, я был там. Считая каждый сестерций и задыхаясь от жадности человека, затем пересчитывая их снова, просто чтобы убедиться, что он не украл еще несколько. А после этого? Год в Риме, возможно, с назначением, возможно, нет. Вот тогда и решится твое будущее, и к тому времени оно будет в твоих руках.

Валерий мог видеть двух помощников, все еще смотрящих на модель на столе с песком и пытающихся сделать вид, что не слушают. Легат проследил за его взглядом.

— Оставьте нас. — Двое мужчин отдали честь и поспешно направились к двери.

— Пойдем. — Валерий последовал за своим командиром по грязному полу к песчаному столу. — Настанет день, Валерий, когда твои солдаты станут просто монетами, которые можно будет потратить. Что ты будешь делать тогда, когда узнаешь, что должен отправить их в бездну? Правда в том, что они ищут не твоей