Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит

Ознакомительный фрагментпива, укрывшись за шапкой пены. Глотая, я молился о вмешательстве какого-нибудь случая: пьяная драка, паника на улице, зов трубы архангела Гавриила, все что угодно. Но так и не дождался. Оставалось только ответить брату или утонуть в пиве.

– Ну? – подтолкнул меня Густав, как только я оторвался от стакана.

– Мне просто нужно еще немного времени, чтобы подумать, вот и все.

– О чем тут думать? Книга готова.

– Да, но, может, стоит ее чуточку ужать. Я же тебе ее читал, и ты сам сказал, что немного занудно.

– Как и ты сам, но я же не держу тебя связанным в седельной сумке.

Я снова отхлебнул из стакана, но там осталась только пена, и пауза вышла короткая.

– Слушай, – сказал я, – мы уже об этом говорили. Просто… жду удобного момента.

– Так и просрешь свой момент.

Я вздохнул. Бывали дни, когда братец не произносил ни единого слова, за исключением «осторожно, сусличья нора» и «здесь и заночуем», или когда извечный походный рацион из бобов и пеммикана приводил к неизбежным последствиям: «Ого, ну и залп!» Однако если речь заходила о моей робости как начинающего писателя, Густава было не заткнуть.

– Кстати, насчет посрать… – начал я, намереваясь соскочить с темы трусости наиболее подобающим способом: сбежать.

Но ретироваться не понадобилось, так как произошло давно чаемое мной вмешательство: повод сменить тему наконец явил себя в виде тощего морщинистого старика, напоминающего кусок вяленого мяса, который направился к нам от стойки бара. Я бы сказал, что дед пьян в стельку, но, пожалуй, одной стельки тут бы не хватило. Лишь чудом он не рухнул прямо на столик, но ему все же удалось, покачиваясь, остановиться чуть не доходя.

– Привет. – Ему пришлось сделать заметное усилие, чтобы выговорить это простое слово одеревеневшим от виски языком. – Я вас помню.

– Я тоже тебя помню, – кивнул я, не пытаясь сделать вид, будто бережно храню в памяти нашу встречу.

Утром мы видели этого типа в конторе Пинкертона: старикан лет шестидесяти с кислым лицом сутулился над письменным столом в дальнем углу. Мне и самому когда-то довелось немного поработать в конторе – клерком в зернохранилище в Канзасе, – и я отнес пожилого зануду к хорошо знакомому типу: вечно недовольный бездельник. Таких сколько угодно и среди ковбоев, но, кажется, особенно часто они сидят по темным углам в конторах.

Старик не проронил ни слова, пока его босс измывался над нами, и лишь угрюмо хмыкнул, когда я упомянул, что знаменитые пинкертоны, те же Чарли Сиринго и Берл Локхарт, начинали как и мы: никчемными бродягами. Теперь я не ожидал ничего другого, кроме новых насмешек над нами, и готовился выслушать от нового знакомца прибереженную с утра издевку.

Видимо, эти ожидания достаточно ясно читались у меня на лице, потому что старик попытался изобразить приветливую улыбку. Подобное выражение радушия с непривычки стоило ему немалых усилий: лицо у него обветрилось и задубело, и от растягивания губ кожа едва не заскрипела.

– Может, я сумею вам помочь. – Слова выползали у него изо рта медленно и тягуче, как овсянка. – Понимаете… я Берл Локхарт.

– Тот самый Берл Локхарт? – изумился Густав, оглядывая его с ног до головы.

Стоявший перед нами персонаж ничуть не походил на героя романа – разве что речь там шла о параличном конторщике или пьянчуге-газетчике. Потертые штаны, заляпанная чернилами рубашка, плохо повязанный галстук и мятый полинявший воротничок первым делом наводили именно на такие мысли. Только одна деталь намекала на некоторую лихость: револьвер 44-го калибра с перламутровой рукояткой, болтающийся на бедре. Оружие смотрелось на старике так же нелепо, как женские панталоны на бычке.

– К вашим услугам. – Кривая ухмылка старика стала шире.

– Счастлив наконец-то познакомиться лично, Берл. – Я протянул ему руку. – Странно, что мы не встретились раньше. Видишь ли, я Буффало Билл, а это вот Энни Окли[2].

Старик словно окаменел. Он перестал покачиваться, моргать и даже дышать; живыми остались только губы, сжавшиеся в тонкую щель, которая перерезала лицо на манер туго натянутой колючей проволоки, и правая рука, которая не поднялась навстречу моей, а поползла вниз, к рукоятке револьвера.

Внезапно передо мной оказался совершенно другой человек – не столько отощавший, сколько очистившийся от всего лишнего, так что остались только жилы, кости и ожесточение. И этот новый, намного более устрашающий тип действительно показался мне смутно знакомым. Я вспомнил изображения Берла Локхарта, виденные в газетах и журналах. Если добавить морщин и щетины, убрав мясо и мускулы… Господи, это и правда он!

Перед нами стоял тот самый человек, который вступил в перестрелку с братьями Джеймс, подружился с Билли Кидом и предал его, а еще уложил под земляное одеяло больше конокрадов, грабителей и бродяг, чем любой другой служитель закона на всем Западе.

Это был не просто человек. Это была живая легенда… А я практически плюнул ему в лицо.

И теперь он намеревался плюнуть в лицо мне – свинцом.

Глава вторая. Локхарт, или Из огня да в полымя

Я не просто сморозил глупость – она грозила стать последней в моей жизни. Берл Локхарт славился тем, что быстро вспыхивал, как порох, и еще быстрее стрелял, и, похоже, мне предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.

– Ох-х, – прохрипел я, настолько обескураженный промахом, что обычно бойкий язык застрял у меня в глотке, точно горсть опилок. – Э-э.

К счастью, мой обычно молчаливый брат внезапно разговорился.

– Простите, мистер Локхарт, Отто вовсе не хотел вас обидеть. Видите ли, у него просто голова иногда не дружит с языком. Мы