Адъютант Бухарского эмира - Виктор Иванович Носатов

было! Он был в командировке. Начполка отправил его в Душанбе за красноармейцами, прибывшими из Малороссии. Через два дня он с пополнением должен быть в Денау. Уж я подготовлю ему достойную встречу!

— Никакой самодеятельности! — строго взглянув на Кауфмана, произнес Агабек. — Сначала мы должны узнать, с кем из курбаши он связан. Потом мы навяжем басмачам свою игру. Было бы прекрасно, если бы для контролируемого нами нападения на богатый «большевистский обоз» собралось как можно больше бандформирований. Чтобы мы одним ударом могли уничтожить большую часть гиссарского басмачества — вместе с Ислам-беком.

Лицо Кауфмана, внимательно слушающего Агабека, менялось прямо на глазах. Из победоносного и восторженного оно стало сначала недоуменным, а затем сконфуженным.

— Товарищ Агабек, — удрученно сказал он, потупив взор, — после того, что я за последнее время от вас увидел и услышал, мне просто невмочь носить высокое звание разведчика. Порекомендуйте начальству, чтобы мне вновь, как и раньше, дали кавалерийский эскадрон. Лучше я буду рубить и кромсать этих басмаческих ублюдков, чем выискивать предателей и якшаться со всякой местной братией…

— Ваши просчеты именно в том и состоят, что вы не доверяете, как вы выражаетесь, местной братии, — осадил отчаянного рубаку Агабек. — Чем же вы лучше Каверина, если в такое трудное для народа время хотите дезертировать со своего поста. Да я вас сам расстреляю, если вы в ближайшее время не наладите работу своего оперативного аппарата…

Агабек в запале выхватил из-за пояса револьвер.

Кауфман побледнел как полотно, приготовившись к самому худшему.

«Раз, два, три…» — начал считать про себя Агабек — и сразу же почувствовал облегчение. Засунув оружие за пояс, он, успокоившись окончательно, присел на табурет, стоящий напротив, и уже спокойным тоном продолжал:

— Простите меня за несдержанность, но я привык работать с людьми, которые стремятся чему-то научиться, а не бегут сломя голову от первой же трудности. Я буду здесь до тех пор, пока вы не начнете самостоятельно выполнять свои должностные обязанности.

— Спасибо вам, товарищ Агабек, что за мои малодушные слова вы не пристрелили меня на месте, — искренне произнес Кауфман, у которого от всего произошедшего навернулись слезы, и он, чтобы гость не расценил их как слабость, резко смахнул их рукавом гимнастерки. — Я готов учиться! Вы больше никогда не услышите от меня ни жалоб, ни подобных речей. Урок, данный вами, я запомню на всю жизнь! — одним духом выпалил Кауфман.

— Я вам верю, — просто и коротко сказал Агабек, протягивая разведчику руку.

Глава XIII. Бухара. Сентябрь, 1924 год

— Та-та, та-та-та, та-та-та, та-та-та! — на весь гарнизон раздался тревожный голос трубы сигнальщика, не предвещавший ничего хорошего. По этому сигналу из широко распахнутых дверей казармы начали выбегать красноармейцы и, на ходу поправляя амуницию, мчались к конюшням. Не прошло и пяти минут, как перед штабом полка выстроился дежурный эскадрон. Командир эскадрона, высокий, худощавый кавалерист с пышными, лихо закрученными усами и глубоким сабельным шрамом на правой щеке, зычно, перекрывая говор возбужденных тревогой всадников, крикнул:

— Эскадрон, р-р-равняйсь! Смир-р-рно! — Соскочив с коня, он ускоренным шагом направился в штаб.

Навстречу ему вышел комполка.

— Товарищ комполка! Дежурный эскадрон по сигналу тревоги построен! Командир эскадрона Журбин.

— Вольно!

— Вольно, — продублировал слова комполка Журбин.

— Товарищи, к нам за помощью прискакал джигит из горного кишлака Кайсар, на который напали басмачи. Опьяненные безнаказанностью, эти волки в человеческом обличье жгут села, убивают дехкан, насилуют их жен и дочерей. Вам, удальцы и революционные герои, предстоит нелегкая дорога и бой со злобным и коварным врагом. Только вы можете уничтожить банду и спасти людей! В наш последний и решительный бой! Марш! Марш! — скомандовал комполка.

Оркестр заиграл «Прощание славянки», и эскадрон, взвод за взводом, сначала шагом, а затем рысью, поскакал вслед за командиром и гонцом — подростком, который, быстро вырвавшись вперед, припустил своего коня галопом.

— Худайберды, — крикнул комэск одному из своих подчиненных, высокому, широкоплечему батыру в красноармейской форме и яркой тюбетейке на голове, — бери свой взвод и догоняй мальчишку, а то, не дай бог, к басмачам угодит. Да смотри по сторонам хорошенько, особенно там, где дорога поворачивает в ущелье. Прежний начальник гарнизона рассказывал, что в том месте находящиеся в засаде басмачи своим огнем уничтожили целый кавалерийский взвод. Так что поосторожней там!

— Все понятно, товарищ командир, — произнес Худайберды и, крутанув над головой нагайкой, крикнул: — За мной!

От эскадрона отделилось два десятка джигитов и, гикая, поигрывая на ходу нагайками, поскакали за своим богатырем-командиром.

Догнав гонца, стремительно летящего на своем молодом коньке домой, Худайберды крикнул:

— Эй, джигит! Ты что, хочешь в одиночку сразиться с басмачами?

— Нет! Но у меня там отец, мать и два брата. Я хочу поспеть до того, как эти шакалы нападут на кишлак.

Парень с нескрываемой надеждой в глазах оглянулся назад, на красных конников, спешащих на помощь селянам.

— Быстрее просто невозможно, — предупреждая вопрос, сказал Худайберды, — кони несут на себе еще и боеприпасы. Но ты не горюй, к вечеру мы обязательно будем в кишлаке! — уверенно добавил он. — Так что держись меня. Вполне вероятно, что басмачи выставили в горах засаду, так что смотри по сторонам и не зевай.

Предупрежденный командиром джигит, сбавив ход своего коня, внимательно осматривал голые склоны хребта, спускающиеся из поднебесья в долину, видя в каждом камне, промоине затаившегося врага.

Худайберды не рад был тому, что рассказал о засаде душманов. Теперь гонец останавливался через каждую сотню метров и, показывая куда-то далеко вверх, кричал:

— Это басмачи! Я вижу, как у них в руках блестят винтовки!

Худайберды совал ему в руки бинокль, и тот, разобравшись, что это всего лишь продолговатый камень или вымоина, подгоняя своего коня, мчался дальше.

В том месте, где дорога серпантином уходила в длинное и глубокое ущелье, джигит вырвался вперед. Неожиданно, не дожидаясь приближения передового взвода, он резко повернул коня и, бешено барабаня по его бокам босыми пятками, поскакал назад.

— Командир! Командир! — закричал он еще издали. — Там басмачи! Там много басмачей.

— Стой! — приказал Худайберды и, выхватив у перепуганного юноши свой бинокль, принялся внимательно рассматривать горловину ущелья и скалы, нависшие над проходящей там караванной тропой, ведущей к кишлаку Кайсар. Ничего подозрительного там не увидев, он повернулся к гонцу: — Ну, что ты там еще увидел?

— Там басмачи! Там басмачи! — испуганно повторял джигит, указывая в сторону скал.

— Успокойся! — прикрикнул на него Худайберды. — Расскажи, что ты там видел.

— Я видел человек десять с оружием в руках. Они поднимались из ущелья на скалу. Заметив меня, залегли, — немного успокоившись, сказал гонец.

— Покажи,