Стратегия победы. Разгрома 1941 года не было - Елена Анатольевна Прудникова

Пример образцового бардака дает нам Прибалтийский военный округ.

Командующий округом генерал-полковник Кузнецов еще 18 июня уехал в армии: сначала в 8-ю, потом в 11-ю, где и находился к 22 июня. За него в Паневежисе (штабе фронта) остался начштаба Кленов, а в Риге (штабе округа) – первый зам Софронов. В ночь на 22 июня сработал «эффект заместителя»: когда в Паневежис пришла «Директива № 1», начштаба стал искать командующего, чтоб получить от него указания – что дальше делать. Почему-то не нашел, хотя в 11-ю армию звонил. Директиву в войска все же передали, но когда в штаб начали звонить малость обалдевшие командиры частей с просьбами объяснить, что происходит, как отличить провокацию от войны, стрелять в немцев или не стрелять – то никто из находившихся в штабе ничего толком не мог сказать. Командующего тоже почти сутки не удавалось сыскать – в принципе было известно, где он находится, вот только выловить его никак не получалось[67].

Вот в такой обстановке встретил войну Прибалтийский фронт. Однако генерала Кузнецова никто и не думал арестовывать, он прошел всю войну, то снижаясь до начальника штаба армии, то поднимаясь до заместителя комфронта. Всю дорогу его ругали за отсутствие организаторских способностей, пока в 1948 году не отправили, наконец, в отставку. Ну… так «не каждый в армии Глазенап».

В КОВО был свой бардак. Когда штаб округа накануне войны перебирался на полевой КП, в Тернополь, начштаба догадался оставить в Киеве оперативный отдел. В результате в предвоенную ночь написать и разослать по армиям директивы было некому, и начальник штаба около 4 часов утра лично обзванивал командармов. Это еще бардак, а вот то, что пишет в воспоминаниях о предвоенных днях маршал Рокоссовский, уже наводит на размышления.

«Последовавшие… из штаба округа распоряжение войскам о высылке артиллерии на артполигоны, находившиеся в приграничной зоне, и другие нелепые в той обстановке распоряжения вызывали полное недоумение.

Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию, доказав возможность отработки артиллерийских упражнений в расположении корпуса, и это спасло нас в будущем»[68].

Какие полигоны? Как вообще можно изымать из частей артиллерию, когда войска уже приведены в повышенную боевую готовность и выдвигаются к границе?

Но на самые большие размышления наводит происходившее в Западном Особом военном округе, где рулил печальной памяти генерал Павлов. Тот самый, который, как он говорил на суде, «директиву Генерального штаба РККА понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне приказано быть спокойным и не паниковать».

Ну да, нарком действительно приказал ему не паниковать. А что, приведение войск в боевую готовность – это паника? Но какое «все в порядке» может быть, если в директиве написано предельно конкретно: в течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немцев. А предвоенные директивы, а выдвижение войск? Их командующий округом тоже понимал «по-своему»? И вообще – о какой, собственно, директиве идет речь? «Номер один»? А из чего это следует?

Начальник связи Западного фронта Григорьев на том же процессе показал:

«Война… застала Западный Особый военный округ врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно, передавалось и в войска. Только этим «благодушием» можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены, и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подвергалась бомбардировке на своих зимних квартирах.

Чл. Суда тов. Орлов. Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?

Подсудимый. Нет. Начальник штаба округа Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная».

Двадцать пять лет назад, когда были впервые опубликованы эти протоколы, казалось, что они еще больше оттеняют жестокую расправу над командующим, которого Сталин назначил виновным за неудачное начало войны, взвалив на него все свои просчеты. Но подлинная информация просачивалась, просачивалась… Сейчас мы знаем, что все необходимые приказы из Москвы были отданы вовремя, а те командиры, которые к 22 июня привели свои войска в боевую готовность, не героически проявляли инициативу вопреки правительственной политике, а просто выполняли директивы Генштаба. Помните, как 18 июня сорвался с места 12-й мехкорпус? А вот что происходило в тот же день в соседнем ЗапОВО. Рассказывает генерал Григорьев.

«Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность»[69].

Ну, и что перед нами – исключительное раздолбайство или негромкий такой саботаж?

Военная контрразведка, разбираясь с делом Павлова, собрала данные о его прошлой службе и выяснила, что у него довольно любопытная биография. В 1914–1915 годах он баловался анархизмом. Впрочем, многие тогдашние анархисты потом честно служили революции – Котовский, например… А вот уже серьезнее: с 1916 по 1919 год находился в германском плену. Плен – удачный момент для вербовки, не зря в конце Великой Отечественной войны бывших пленных почти поголовно пропускали через фильтрационные лагеря. С 1928 года Павлов в должности командира полка, а затем механизированной бригады служит в Белорусском военном округе, под началом Уборевича.

«Имеющимися материалами… характеризуется как проводивший в практике своей работы очковтирательство… когда, пользуясь информацией вышестоящих начальников о предстоящих учениях и смотрах, «подготавливал» и «решал» поставленные задачи».

Знакомо? Это как раз когда окопы «противника» обозначали белым цветом: то же время и тот же округ.

«В боевой обстановке командовал неумело, в связи с чем были ненужные жертвы…

В бою и на учениях недооценивал разведку.

Привлекался к партийной ответственности за разглашение военной тайны.

Павлов неоднократно восхищался обучением германской армии и ее офицерством…»[70]

Кстати, о разведке. Маршал авиации Голованов в своих мемуарах вспоминает прелюбопытнейшие вещи. Незадолго до войны он был назначен командиром авиаполка, базировавшегося в ЗапОВО, и отправился представляться командующему округом. По ходу беседы тот решил позвонить в Москву, Сталину.

«Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным… По его ответам я понял, что Сталин задает встречные