Дом шалунов - Лидия Алексеевна Чарская

Перед такими роскошными подарками Павлик устоять уже не мог. Он живо наполнил ими свой карман, крякнул, откашлялся и приготовился начинать свой рассказ.

Зашумели стулья, зашуршали ноги. Мальчики придвинулись к рассказчику и устремили на него горящие вниманием глазёнки. Кое-кто покосился на открытую дверь неосвещённой столовой, откуда глядела тёмная мгла, казавшаяся таинственной и страшной.

На дворе сильнее заскрипели деревья… Где-то стукнула калитка… В саду завыла Кудлашка… Тихо завизжала на ржавых петлях балконная дверь… Но мальчики ничего этого не слышали. Они все с головой ушли в то, что им должен был рассказать Павлик…

– И вот, братцы мои, – начал тот, – стоял этот чёрный дом на самом краю города. Ставни его были заколочены постоянно, двери тоже. Крыльцо поросло мхом и травой… Соседи знали, что в чёрном доме никто не живёт, лет сто или пятьдесят по крайней мере. Чёрного дома страшно боялись. Уж очень он был чёрный, таинственный и угрюмый. Его обходили за версту и страшились поздно вечером глядеть в его сторону, как вдруг…

Миля Своин тихо прошептал «ай» и вскарабкался на стул с ногами. На него зашикали и замахали руками. Сидевший с ним рядом Бобка дал ему щелчок по носу. На этот раз мальчик не обиделся, и Павлик снова продолжил свой рассказ:

– Как вдруг в чёрном доме появился огонёк. Он был виден в узенькую щёлочку между ставнями и перебегал временами от окна к окну. Люди, жившие вокруг чёрного дома, очень взволновались, стали наблюдать за огоньком, который появлялся каждую ночь и исчезал с рассветом. Нашлись смельчаки, которые во что бы то ни стало решили пойти и узнать, что это был за огонёк. Самым храбрым в этом городке считался молодой слесарь Иван. Он и объявил соседям, что в эту же ночь отправится в чёрный дом, чтобы узнать, в чём дело. И вот Иван, когда на городской башне пробило ровно полночь, взял топор и отправился. Огонёк давно уже перебегал от окна к окну, яркой полоской света мелькая между ставнями. Иван храбро вошёл на крыльцо и ударом топора разрубил дверь. Потом вошёл в сени. Но странное дело! Лишь только он перешагнул порог комнаты, как огонёк исчез, и он очутился в полной темноте…

Тут Павлик остановился.

Глаза всех мальчиков как по команде уставились в темноту, глядевшую из столовой. Тонкий детский слух уловил лёгкий шум, доносившийся оттуда. Точно кто-то крался в темноте и чуть слышно шаркал ногами.

Глава L

Что было в жёлтой комнате

– Ай! – не своим голосом взвизгнул Миля Своин и схватился дрожащими руками за курточку Павлика.

В ту же минуту шарканье раздалось явственнее, слышнее, и перед изумлёнными мальчиками появилась незнакомая, коренастая фигура чужого мужика с рыжими щетинистыми усами, злым бегающим взглядом и дубинкой в руке.

– Дядя Михей! – вырвалось помимо воли из груди Коти, который побледнел как смерть и первый вскочил со своего места.

– Он самый, голубчик мой! – злобно усмехаясь, ответил грубым голосом усатый мужик. – Пришёл за тобой, сыночек! Небось не чаял, не ждал, что осмелюсь я нагрянуть сюды! Видишь, не струсил… Пришёл за тобой, красавчик мой писаный! Собирайся в путь-дороженьку… Да поторапливайся, дружочек мой!

Михей старался говорить ласково, но глаза его так и сверкали из-под нависших бровей, а лицо приняло угрюмое, свирепое выражение.

Мальчики с ужасом смотрели на страшного мужика, не смея произнести ни слова. И только когда Михей схватил за руку Котю и грубо потащил его за собой, Алек Хорвадзе опомнился первым.

– Александра Васильевича сюда! Котю уводят! Не давайте его, пока я не приведу господина Макарова! – неистово крикнул он и кинулся из комнаты.

Но директора звать было не нужно. Услышав отчаянный крик, Макаров уже бежал в классную комнату узнать, что случилось.

Каково же было изумление Александра Васильевича, когда он увидел страшного рыжего мужика, державшего за руку Котю.

– Вы Михей? – сразу догадался директор.

– Так точно, барин! – ответил тот и, дерзко заглянув в лицо Александра Васильевича, спросил в свою очередь: – А вы господин Макаров будете, тот самый, что укрывает беглых ребят?

Директор вспыхнул, но сдержался, чтобы не повредить Коте, и ответил насколько мог спокойно:

– Беглых ребят я не скрываю, а что в пансион принимаю бездомных сирот, это верно!

– Ха-ха-ха! – грубо расхохотался Михей. – Вот так бездомный сирота! Да ведь малец этот, – и он грубо ткнул пальцем в Котю, – убёг от меня, потому как не хотел больше работать. И что я буду без него? Состарюсь, кто кормить меня, поить станет? Что ж я, даром, что ли, после родителей евоных призрел [21] парнишку, а? Приютил я сиротку, чтобы иметь опору под старость, а вы его к себе утянули! Эва, ловко!

И Михей снова грубо захохотал.

– Но что же вы теперь с ним делать хотите? – в волнении спросил директор свирепого мужика.

– А уж это моё дело, и вас это, барин, не касается! – грубо отрезал тот. – А только у меня есть полное право взять Миколку, потому бумага у меня такая самим господином приставом [22] дадена, что, значит, мой он, Миколка, вроде сына. Вот и бумага эта…

И трясущейся рукой Михей полез за пазуху, вытащил оттуда вчетверо сложенную засаленную бумажонку и подал её господину Макарову. Тот быстро пробежал её глазами, и, когда прочёл до конца, лицо его приняло печальное, убитое выражение.

– Послушайте, Михей, – произнёс, насколько мог кротко, Александр Васильевич, – может быть… вы нуждаетесь… скажите прямо… я вам денег дам… Заплачу… сколько надо… а только… оставьте нам мальчика… Прошу вас… Мы его так все полюбили… Он особенный мальчик, умница… хороший такой… И учится отлично… Я его в люди выведу… Право, отдайте нам его, Михей…

Но рыжий мужик упрямо закачал головой.

– И не проси! Всё едино не отдам, барин! – резко оборвал он директора и, быстро повернувшись к бледному как мрамор Коте, скомандовал: – Ну, чего глаза-то выпучил? Ступай вперёд, тебе говорят!

Котя покорно шагнул к двери, понурив голову. Его глаза блеснули слезой. Он понял одно: если он ослушается Михея, то директор, чего доброго, получит какие-либо неприятности от этого грубого мужика. И, тихий и подавленный, Котя приблизился к своему благодетелю и чуть слышно произнёс:

– Прощайте, Александр Васильевич! Спасибо вам за всё!

Слёзы брызнули из глаз добряка Макаки.

– Как, уже? Вы его уводите от нас, Михей? – произнёс он уныло