Криминальный Екатеринбург. Совпадения не случайны - Андрей Васильевич Кабанов

Вообще политика – это испытание для честного человека, причём очень серьезное. Может стать настолько, блин, злым, что с ума сойдёшь. То есть, ты через сердце будешь пропускать все эти несправедливости, всю эту неправду через себя и можешь стать таким, что лучше бы и не ходил и никогда ничего доброго не делал. Может быть лучше, чтобы ты оставался всегда таким, ну, с любовью, с добротой, но без политики. Или ты идёшь в политику, через эту Думу, а там были, я же тебе говорю, такие моменты, там постоянно ходишь по острию ножа. В таких вещах спасает твоё чувство юмора. Ты иногда переводишь эти все вещи в разряд «Камеди Клаб» – и начинаешь там хохмить, троллить и всё такое. Просто все хохочут, и это имеет гораздо больший эффект, нежели ты сказал: «Да ты чепушило, пойдем там драться!» Нет, ты там что-то выпалил и все «а-ха-ха».

Ну вот как я, например, Крицкому сказал. Он там что-то мёл-мёл-мёл, а я взял и спросил: «А Вы чем волосы красите? Какой краской?» И всё. Он чуть с ума не сошел. И все так – оп-па! А он так стоял и всё. А я как раз перед этим смотрю и вижу, что он крашенный а там сидели девочки из юридического отдела… Там прокурор сидит и две наши такие, юридический отдел. И я у одной спросил: «Крашеный?» Она отвечает: «Крашеный, Андрей Владимирович». Ну я и запулил. Мне и спрашивать ничего не надо было, я его просто так уел. Таких моментов по Думе было очень много.

– По-другому спрошу. А вот знаешь, что такое – государственный человек. Вот есть такое выражение.

– Государственным человеком кого именуют?! Их очень много, государственных-то.

– Стратегический, настоящий, государственный человек!

– Мне говорят: «Вот там Путин-Путин-Путин-Путин». Да, я видел его первый срок, как он только попал во власть и как пытался что-то сделать. Надо жить этой властью, там это-это, там получить-купить. Он этого не видел. Он был помощником Собчака, ещё что-то, ещё что-то. Это уровень такой невысокий. А тут – всё его! Страна его. И он, понятно, какое-то время долги отдавал, там кенты, всё-всё-всё. Он потом это стабилизировал и организовал так, что это только на благо страны. Это уже потом. Это уже второй, третий срок. Я уже видел, что это – государственный человек.

– Ну а без Путина?

– А здесь то же самое. Человек растёт. Человек взрослеет. У человека есть бизнес. Человек начинает отдавать и понимает, что отдавать гораздо приятней. Делать для людей. А потом, когда для страны, – человек вообще становится другим. Я таких государственников знаю. Ну, например, у нас, государственник Тимофей, у нас государственник Кочетков. У нас государственник Пумпянский.

– Пумпянский – государственник?

– Конечно…

– Серьезно?! А почему?

– Смотри-смотри. Пумпянский, Алтушкин, если ты заметил, он постоянно, когда Президент встречается с промышленниками, Пумпянский всегда сидит с правой стороны.

– Я даже ни разу не видел.

– Постоянно, когда сбор идет с промышленниками, с бизнесменами. У него очень хорошие заказы по «трубе». Всё по стране, вот газопровод, у них там эта труба большого диаметра, он всё делает, он очень богатый. Но когда операция с Сердюком (Министр обороны РФ Сердюков) была, когда весь мир думал: «тёлки-шмёлки, Сердюк всю армию развалил!», а в это время армия перевооружалась. В это время армию снабжали таким оружием, которое не производилось здесь. Там по щелчку в обход бюджета вот эти все люди – государственники, они давали деньги, практически наличкой. Они не проводились через бюджет. Здесь же вот как принято. Вот статья бюджета – и они говорят там: «а!» А здесь миллиарды тратились на вооружение. На новые виды вооружения. И армию перевооружили не бюджетом. И вот Пумпянский, вот Алтушкин, вот Козицин, и многие – они все давали деньги, и поэтому к ним особое отношение. К ним оно и должно быть таким, потому что и ещё ведь надо будет. Это моё личное мнение.

Симановский, да, государственник, потому что он понимает. И я скажу знаешь, что? Мое мнение субъективное – изначально весь бизнес, весь был неправильный и кривой. Кровавый, криминальный. В нашей стране в то время, в девяностые – и не могло быть нормального бизнеса. Он потом трансформировался, вылез там из тени, отмылся. Дезинфицировался там, от крови очистился, да? Ведь это не шуточки, когда расстреляли по команде Ходорковского мэра города, это же было?! Я в то время это знал. Стреляли ниже пояса, по яйцам стреляли. Это страшная смерть. Я знал в то время, что это было. Я знаю, как у нас здесь бизнес строился. Как весь бизнес строился.

– Весь на крови?

– Весь. Ни одного нет без крови. Ни одного. Бизнеса нет без крови. Его быть не может. Изначально. Ни хрена там, в Пышме (г. Верхняя Пышма, город-спутник Екатеринбурга) сколько народу завалили! Обалдеть надо, нахрен. Когда война началась за Пышминский комбинат. Ужас. Смотри, там, где есть деньги, – везде была кровь.

Но если, допустим, это становление в Америке десятилетия заняло, а то и больше, у нас так – «вух!». В момент ту-ту-ту. Потом пришел Путин и разогнал всех нахрен. И убрал этих олигархов. Но весь бизнес – на крови. А потом человек понимает, он сначала живёт-живёт-живёт, потом нажрался досыта и говорит: «Да, и куда я?»

Это у меня был случай: я сижу, бросил ■■■■■■■■, и ко мне приехал один человек, очень богатый. Очень богатый, он сейчас живет в Швейцарии. И мы в «Монетке» (легендарное кафе на территории старинного монетного двора в Свердловске-Екатеринбурге, не имеет отношения к нынешней торговой сети с тем же названием) так сидим, а мы с ним такие друзья хорошие, да нас ещё и много чего связывает по восьмидесятым-девяностым годам. У нас делюга была совместная. Очень серьезная.

И он такой сидит и спрашивает меня: «Андрюха, что, как? Здоров?» Я отвечаю: «Нормально. Бросил ■■■■■■■■, жизнь прекрасна и удивительна». А это 1995 год. Он спрашивает: «Что делаешь?» Я говорю: «Ну, с утра пробежался, потом поплавал, потом в теннис поиграл». А он мне: «Да ты как сенатор». Я говорю: «Ну да». Он спрашивает: «А с работой что?» Я в ответ: «Да здесь вот сижу, работаю». Он такой: «Отдыхаешь?» Я говорю: «Пока отдыхаю». Он снова спрашивает: «А что у тебя по деньгам выходит? Ну, сколько ты зарабатываешь?» Я отвечаю: «Ты знаешь, ну от пяти до десяти тысяч долларов в месяц я получаю». Он такой: