Всё о Дениске и его секретах - Виктор Юзефович Драгунский

Пиф-паф!

Из своей тяжёлой двустволки! И тут из меня начинали течь слёзы, как из крана. Потому что раненный в живот зайчик кричал:

Ой-ой-ой!

Он кричал:

– Ой-ой-ой! Прощайте, все! Прощайте, зайчата и зайчихи! Прощай, моя весёлая, лёгкая жизнь! Прощай, алая морковка и хрустящая капуста! Прощай навек, моя полянка, и цветы, и роса, и весь лес, где под каждым кустом был готов и стол и дом!

Я прямо своими глазами видел, как серый зайчик ложится под тоненькую берёзку и умирает… Я заливался в три ручья горючими слезами и портил всем настроение, потому что меня надо было успокаивать, а я только ревел и ревел…

И вот однажды ночью, когда все улеглись спать, я долго лежал на своей раскладушке и вспоминал беднягу-зайчика и всё думал, как было бы хорошо, если бы с ним этого не случилось. Как было бы по-настоящему хорошо, если бы только всё это не случилось! И я так долго думал об этом, что вдруг незаметно для себя пересочинил всю эту историю:

Раз, два, три, четыре, пять,

Вышел зайчик погулять,

Вдруг охотник выбегает…

Прямо в зайчика…

Не стреляет!!!

Не пиф! Не паф!

Не ой-ой-ой!

Не умирает зайчик мой!!!

Вот это да! Я даже рассмеялся! Как всё складно получилось! Это было самое настоящее чудо. Не пиф! Не паф! Я поставил одно только короткое «не», и охотник как ни в чём не бывало протопал в своих подшитых валенках мимо зайчика. И тот остался жить! Он опять будет играть по утрам на росистой полянке, будет скакать и прыгать и колотить лапками в старый трухлявый пень. Этакий забавный, славный барабанщик!

И я так лежал в темноте и улыбался и хотел рассказать маме про это чудо, но побоялся её разбудить. И в конце концов заснул. А когда проснулся, я уже знал навсегда, что больше не буду реветь в жалостных местах, потому что я теперь могу в любую минуту вмешаться во все эти ужасные несправедливости, могу вмешаться и перевернуть всё по-своему и всё будет хорошо. Надо только вовремя сказать: «Не пиф, не паф!»

Живой уголок

Перед концом урока наша учительница, Раиса Ивановна, сказала:

– Ну, поздравляю вас, ребята! Школьный совет постановил устроить в нашей школе живой уголок. Такой маленький зоосад. Вы будете сами ухаживать и наблюдать за животными…

Я так и подпрыгнул! Это ведь очень интересно! Я сказал:

– А где будет помещаться живой уголок?

– На третьем этаже, – ответила Раиса Ивановна, – возле учительской…

– А как же, – говорю я, – зубробизон взойдёт на третий этаж?

– Какой зубробизон? – спросила Раиса Ивановна.

– Лохматый, – объяснил я, – с рогами и хвостом.

– Нет, – сказала Раиса Ивановна, – зубробизона у нас не будет, а будут мелкие ёжики, птички, рыбки и мышки. И пусть каждый из вас принесёт такое мелкое животное в наш живой уголок. До свидания!

И я пошёл домой, а потом во двор, и всё думал, как бы завести у нас в живом уголке лося, яка или хотя бы бегемота, они такие красивые…

Но тут прибежал Мишка Слонов и как закричит:

– На Арбате в зоомагазине дают белых мышей!

Я ужасно обрадовался и побежал к маме.

– Мама, – кричу я ей, – мама, кричи «ура»! На Арбате дают белых мышей.

Мама говорит:

– Кто даёт, кому, зачем и почему я должна кричать «ура»?

Я говорю:

– В зоомагазине дают, для живых уголков, дай мне денег, пожалуйста!

Мама взялась за сумочку и говорит:

– А зачем вам для живого уголка именно белые мыши? А почему вам не годятся простые серенькие мышата?

– Ну что ты, мама, – сказал я, – какое может быть сравнение? Серые мышки – это как простые, а белые – вроде диетические, понимаешь?

Тут мама шлёпнула меня небольно, дала денег, и я припустил в магазин.

Там уже народу видимо-невидимо. Конечно, это понятно, потому что, известно, кто же не любит белых мышей?! Поэтому в магазине была давка, и Мишка Слонов стал у прилавка следить, чтобы больше двух мышей в одни руки не отпускали. Но всё-таки мне не повезло! Перед самым моим носом мыши кончились. Ведь это одно расстройство!

Я говорю продавщице:

– Когда будут ещё мыши?

А она:

– Когда с базы пришлют. В четвёртом квартале, думаю, подкинут.

Я говорю:

– Плохо вы снабжаете население мышками первой необходимости.

И ушёл. И стал худеть от расстройства. А мама, как увидела моё выражение лица, всплеснула руками и говорит:

– Не расстраивайся, Денис, из-за мышей. Нету и не надо! Пойдём купим тебе рыбку! Для первоклассника самое хорошее дело – рыбка! Ты какую хочешь, а?

Я говорю:

– Нильского крокодила!

– А если поменьше? – говорит мама.

– Тогда моллинезию, – говорю я.

Моллинезия – это маленькая такая рыбка, величиной с полспички.

И мы вернулись в магазин. Мама говорит:

– Почём у вас эти моллинезии? Я хочу купить десяточек таких малюток для живого уголка!

А продавщица говорит:

– Полтора рубля штучка!

Мама взялась за голову.

– Это, – сказала мама, – я и представить себе не могла! Пойдём, сынок, домой.

– А моллинезии, мама?

– Не нужно их нам, – говорит мама. – Они кусаются. Пойдём-ка и вместо одной такой малявки купим судака или зеркального карпа, приготовим его в сметане, позовём Мишу и будем пировать. А моллинезии, ну их, они кусаются…

Но всё-таки скажите, что мне принести в живой уголок? Мыши кончились, а рыбки кусаются… Одно расстройство!

Главные реки

Хотя мне уже идёт девятый год, я только вчера догадался, что уроки всё-таки надо учить. Любишь не любишь, хочешь не хочешь, лень тебе или не лень, а учить уроки надо. Это закон. А то можно в такую историю вляпаться, что своих не узнаешь. Я, например, вчера не успел уроки сделать. У нас было задано выучить кусочек из одного стихотворения Некрасова и главные реки Америки. А я, вместо того чтобы учиться, запускал во дворе змея в космос. Ну, он в космос всё-таки не залетел, потому что у него был чересчур лёгкий хвост и он из-за этого крутился как волчок. Это раз. А во-вторых, у меня было мало ниток, и я весь дом обыскал и собрал все нитки, какие только были; у мамы со швейной машины снял, и то