Путешествия в Святую Землю. Записки русских паломников и путешественников XII-XX вв. - Коллектив авторов

расстоянии, лежащий в малой лощине Назарет и высокую стену монастыря католического, которым начинается город. С невыразимою радостию устремились мы в желанную обитель, предаться отдыху после 15 часов хода или лучше сказать бегства.

А. С. НОРОВ

(1795–1869)[13]

Авраам Сергеевич Норов — человек незаурядной биографии и разнообразных литературных дарований.

Не закончив учебу в Московском университетском пансионе, Норов поступил прапорщиком в гвардейскую артиллерию, участвовал в войне 1812 года. Под Бородином потерял ногу и попал в плен. После войны, проведя год в имении, он опять служит, в 1823 г. став полковником. С 1827 г. он в министерстве внутренних дел, где постепенно продвигается по службе, и с 1849 г. — сенатор. В 1854–1859 гг. — министр просвещения.

Еще в 1818 г. А. С. Норов был принят в Вольное общество любителей словесности, в 1821 — в Общество любителей российской словесности. С 1840 г. он член Российской академии, а в 1851 стал действительным членом Академии наук по отделению русского языка и словесности.

Любовь Норова к литературе и истории, к изучению языков (он знал — английский, испанский, итальянский, французский, древнегреческий, латынь и древнееврейский) определила его общественную и литературную деятельность. Он выступает как поэт и переводчик (особенно увлеченно переводя итальянских поэтов), как прозаик, критик, историк, библиограф.

Большой известностью пользовалась крупнейшая библиотека Норова, к которой, в частности, обращался А. С. Пушкин. Немалую часть библиотеки составляла литература, посвященная Святой Земле и библиистике.

К заслугам А. С. Норова нужно отнести его плодотворную деятельность во главе Археографической комиссии, которой, например, под его редакцией было издано научно подготовленное «Путешествие игумена Даниила по Святой Земле в начале XII в. (1113–1115)» (СПб., 1864).

Литературное имя А. С. Норову принесли его путевые очерки.

В 1821 — 1822 гг. он путешествует по Европе, посетив Германию, Францию, Италию, Сицилию, и позднее издает «Путешествие по Сицилии в 1822 г.» (СПб., 1828). В 1834–1836 гг. он совершает свое первое путешествие в Малую Азию, Палестину и Иерусалим, в 1839 — в Египет и Нубию (см. его «Путешествие по Египту и Нубии»; СПб., 1840), в 1860 г. вновь едет в Палестину.

Литературный талант, глубокое религиозное чувство, огромная эрудиция и научная обстоятельность определили успех его «Путешествия по Святой Земле в 1835 году», вышедшего тремя изданиями (СПб., 1839, 1844, 1856).

В стихотворении «Памяти Авраама Сергеевича Норова» П. А. Вяземский точно определил значение книги о Святой Земле в жизни и творчестве писателя:

В сей край паломник наш, как в отчий дом вступил:

Сей край он с юных лет заочно возлюбил;

К нему неслись его заветные стремленья;

Он изучал его в трудах долготерпенья.

Но глубже верою его постиг...

Из книги «Путешествие по Святой Земле в 1835 году»

Иерусалим

Да возглаголют вси и да исповедятся Ему во Иерусалиме. Иерусалиме граде святый!.. Языки многи от далече приидут ко имени Господа Бога!

Тов.13:8,9,11

Священныя горы Иудеи отделены от Рамлы обширною равниною; они еще синели вдалеке. Мы летели на резвых конях. Провожавший нас наездник, вдруг отстранился от нас во весь опор на встречу к завиденным им, двум путникам; выхватив пистолет, он со всего наскаку выстрелил, как бы в одного из них, пулею, и закружился со своим конем, пересекая дорогу; одетый в монашеское облачение путник, — это был настоятель Греческого монастыря в Рамле, — отвечал улыбкою и ласковым движением руки этому приветствию араба, удивившему нас. Мы обменяли с настоятелем несколько слов, поблагодарив его за найденное в его монастыре гостеприимство, а он звал нас к себе на обратном пути.

Мне казалось, что я стал дышать свободнее, когда мы начали подниматься на торжественные крутизны Иудеи. На первом скате, налево от дороги, видна деревенька Амоас: арабы-христиане принимают ее ошибочно за Евангельский Эммаус. Взъехав на горы, мы скоро поравнялись с древними развалинами местечка Латрун, где, по преданию, родился распятый одесную Спасителя преступник, которому один вздох отверз двери Рая. С крестным знамением мы промчались мимо и конечно, не один из нас, воскликнул мысленно: «Помяни мя, Господи, во царствии Твоем!»

Ущелья гор делались ежеминутно теснее и живописнее; благовоние роз и незнакомых мне белых цветов, разносилось по воздуху; стада паслись по обрывистым скатам. Часа через три пути, мы въехали в узкий дефилей, самой дикой наружности; он задержал наше стремление. Горы Иудейския носят на себе отпечаток чего-то необыкновенно-вдохновительного. Вскоре, несколько ветхих маслин и фиговых дерев обозначают границу земель Рамлы и Иерусалима. Раза два мы утоляли жажду свою и усталых лошадей наших, у колодезей. Мы проехали, не останавливаясь, мимо живописно разбросанного на обрывистой скале, местечка Кариат-Енеб, — недавно разбойничье гнездо Абугоша; тут видны готическия развалины церкви во имя Св. Иеремии. Часы быстро летели и я сгорал нетерпением увидеть Святой город. Горы начали становится дичее и обнаженнее; но лиловый отлив скал, смешанный с зелеными полосами мхов, приятно отенял их. Путь в иных местах был едва проходим для лошадей. Поднимаясь с горы на гору, я был в беспрестанном ожидании открыть Иерусалим, но горы продолжали вставать передо мною, переменив прежнюю оттенку свою на красноватую. «Горы окрест его», сказал Давид, говоря о Иерусалиме. Я начал приходить в уныние, что не увижу Святого города при свете дня, — я далеко опередил своих спутников; в самое это время встретился мне прохожий араб, — и конечно, пораженный написанным на лице моем грустным нетерпением, поравнявшись со мною, закричал мне: «бедри! бедри! — скоро! скоро! — Такое предвидение поразило меня удивлением: я ему сказал все, что я знал по арабски нежного, за радостное известие. Я поднимался на высоту, — вдруг предстал Иерусалим! Я кинул повода лошади и бросился на землю с сладкими слезами. Я узнал гору Элеонскую по ее священным маслинам; — вздохи стесняли грудь мою. Спутники мои нагнали меня и также повергнулись на землю. В немом восторге, и не сводя глаз с этого священнейшего места земного шара, мы спускались уже пешие по разметанным камням. Небо было облачно, — покров печали облегал Иерусалим... Вожатый сказал мне, что если мы сядем на лошадей, то с захождением солнца, близкого уже к горизонту, ворота Иерусалима затворятся; это меня испугало, — я убоялся, чтобы Святыня не скрылась от меня по грехам моим — и я поспешил в лоно святого города, вкусить