Вскрытые вены Латинской Америки. Пять веков разграбления - Эдуардо Галеано

Постановление 1815 года содержало специальные положения, направленные на предотвращение концентрации земель в руках немногих. Сегодня сельская местность Уругвая представляет собой пустыню: 500 семей монополизируют половину всех земель и, сосредоточив в своих руках власть, контролируют три четверти капитала, вложенного в промышленность и банковский сектор [103]. Проекты аграрной реформы копятся один на другом в парламентском «кладбище», в то время как сельская местность обезлюдела: безработные пополняют ряды безработных, а людей, занимающихся сельским хозяйством, становится все меньше и меньше, как свидетельствуют драматичные данные переписей населения. Страна живет за счет шерсти и мяса, но сегодня на ее пастбищах пасется меньше овец и коров, чем в начале века. Отсталость методов производства отражается на низкой продуктивности животноводства – предоставленного на волю природных факторов, весенних дождей и естественного плодородия почвы, – а также на низкой урожайности сельскохозяйственных культур. Производство мяса на одного животного в Уругвае составляет менее половины от уровня, который достигается во Франции или Германии, а по производству молока страна сильно отстает от Новой Зеландии, Дании и Нидерландов; каждая овца дает на килограмм меньше шерсти, чем в Австралии. Урожайность пшеницы с гектара в три раза ниже, чем во Франции, а урожайность кукурузы в США в семь раз превышает показатели Уругвая [104]. Крупные землевладельцы, которые выводят свои доходы за границу, проводят лето в Пунта-дель-Эсте и, согласно своей традиции, не живут на своих латифундиях даже зимой, лишь изредка навещая их на самолете. Сто лет назад, когда была основана Ассоциация сельского хозяйства, две трети ее членов уже постоянно жили в столице. Экстенсивное производство, поддерживаемое природой и трудом голодных батраков, не вызывает больших хлопот. При этом оно приносит значительную прибыль.

Сегодня доходы и прибыли капиталистов-скотоводов составляют не менее 75 миллионов долларов в год [105]. Продуктивность производства низкая, но выгода остается высокой благодаря крайне низким издержкам. Земля без людей, люди без земли: в самых крупных поместьях занято, причем не круглый год, едва ли два человека на тысячу гектаров. В бедных поселениях на окраинах латифундий скапливаются резервы дешевой рабочей силы, всегда готовые к эксплуатации. Образ гаучо с фольклорных гравюр, воспетый в стихах и изображенный на картинах, мало напоминает батрака, который в реальности обрабатывает обширные чужие земли. Вместо кожаных сапог на нем простые альпаргаты со шнурками, а широкий пояс с украшениями из золота и серебра уступает место обычному ремню или простой веревке. Те, кто производит мясо, утратили право его есть: креолы крайне редко могут позволить себе типичное креольское асадо – сочное, нежное мясо, поджаренное на углях. Несмотря на обманчивую международную статистику, в которой усредненные показатели выглядят благополучно, реальность такова, что основой питания уругвайских крестьян является «энсопадо» – рагу из лапши и потрохов, бедное белками [106].

Артемио Крус и вторая смерть Эмилиано Сапаты

Ровно через сто лет после оглашения земельного законодательства Артигаса Эмилиано Сапата начал проводить глубокую аграрную реформу на юге Мексики, где он установил революционную власть.

Пятью годами ранее диктатор Порфирио Диас с размахом отпраздновал сто лет со дня «Клича Долорес»[79]: этот праздник отмечали элегантные кабальеро в смокингах, высшие слои мексиканского общества, которые игнорировали реальную Мексику, чья нищета питала их великолепие. В республике изгоев со времен исторического восстания священника Мигеля Идальго доходы рабочих не выросли ни на цент. К 1910 году чуть более 800 латифундистов, многие из которых были иностранцами, владели почти всей территорией страны. Это были городские господа, которые жили в столице или в Европе и лишь изредка посещали свои поместья, где ночевали, укрывшись за высокими каменными стенами с массивными контрфорсами [107]. А снаружи, за стенами, в глинобитных бараках ютились рабочие. Из общей численности населения 15 миллионов 12 миллионов человек зависели от сельских заработков; дневной заработок практически полностью выплачивался товарами в хозяйских лавках, где цены на фасоль, муку и спиртное были баснословно завышены. Тюрьма, казарма и церковь без устали боролись с «природными недостатками» индейцев, которые, по словам одного из представителей знатной семьи того времени, «были прирожденными лентяями, пьяницами и ворами». Рабство, в которое работника обращали наследственными долгами или законным договором, было фактической системой труда на плантациях хенекена в Юкатане, на табачных плантациях в Национальной долине, в лесных и фруктовых лесах Чьяпаса и Табаско, а также на плантациях каучука, кофе, сахарного тростника, табака и фруктов в Веракрусе, Оахаке и Морелосе. Джон Кеннет Тернер, американский писатель, в своем рассказе о посещении Мексики сообщал, что «Соединенные Штаты фактически превратили Порфирио Диаса в политического вассала, а Мексику – в порабощенную колонию» [108]. Американские капиталисты получали, прямо или косвенно, от сотрудничества с диктатурой крупные прибыли. «Американизация Мексики, которой так гордится Уолл-стрит, – писал Тернер, – осуществляется как будто месть со стороны США».

К 1845 году Соединенные Штаты аннексировали мексиканские территории Техас и Калифорнию, где под предлогом цивилизации восстановили рабство. В войне Мексика также потеряла нынешние штаты Колорадо, Аризона, Нью-Мексико, Невада и Юта – более половины своей территории. Захваченная земля равнялась площади современной Аргентины. С тех пор бытует выражение: «Бедная Мексика! Так далеко от Бога и так близко к Соединенным Штатам». Оставшаяся часть страны позже подверглась нашествию американских инвестиций в медь, нефть, каучук, сахар, банки и транспорт. Американский трест по производству канатов (American Cordage Trust), дочерняя компания Standard Oil, был напрямую связан с истреблением индейцев майя и яки на плантациях хенекена на Юкатане – концентрационных лагерях, где мужчин и детей покупали и продавали, как скот. Именно эта компания скупала более половины произведенного хенекена, поскольку ей было выгодно держать цены на волокно низкими. Иногда эксплуатация рабского труда была, как выяснил Тернер, прямой. Один американский управляющий рассказал ему, что платил по 50 песо за каждого завербованного рабочего: «И мы держим их, пока они не погибнут… Меньше чем за три месяца мы хороним более половины из них» [109].

В 1910 году настало время расплаты. Мексика взяла в руки оружие и поднялась против Порфирио Диаса. На юге восстание возглавил аграрный лидер – Эмилиано Сапата, самый искренний из революционных вождей, самый преданный делу бедных, самый искренний в своем стремлении к социальной справедливости.

Последние десятилетия XIX века стали временем жестоких лишений для сельских общин по всей Мексике. В городах и деревнях штата Морелос шла настоящая охота за землей, водой и рабочими руками, которые требовались для стремительного расширения плантаций сахарного тростника. Сахарные асьенды доминировали в жизни штата, и их