На гуме - Глеб Берг

– Надо за ним спуститься, – изрекла Света, по-прежнему лежавшая там, где я ее оставил, – наверное, на охране задержали.

«Как это неудобно» – подумал я. Но делать было нечего.

– Пошли спустимся, – позвал я Барышника.

Он не противился и, выйдя в прихожую, легко опустил ноги в не обремененные шнурками блестящие лофферы. Я же, не найдя обувного рожка и поленившись ослабить шнурки, так, чтобы нормально обуться, надел свои остроносые туфли на мыски, пятками встав на заламывавшиеся под моим весом и больно врезавшиеся в кожу задники. В такие моменты русский обычай разуваться в гостях приводил меня просто в бешенство.

Выходя из квартиры, мы оставили входную дверь настежь раскрытой, не надеясь на то, что, услышав звонок, Света сразу же бросится нам открывать. Хотелось максимально все упростить и по возможности обезопаситься. Когда приехал лифт, из него вышла немолодая матрона, бросившая на нас довольно презрительный взгляд, словно мы были какими-нибудь проходимцами. Впрочем, ее можно было понять – вид у обоих был довольно помятый, а в глазах зияла бездонная бессмысленная пустота.

– Это не Светина мама? – спросил я на всякий случай Барышника.

– Шутишь что ли? –ответил он таким тоном, что я почувствовал себя очень глупым.

Не смотря на то, что мы нажали на первый этаж, лифт, к нашему общему негодованию, стал подниматься вверх. На последнем этаже, когда двери открылись, к нам вошел какой-то странный огромный тип с пышными бакенбардами, торчавшими из-под линялой черной бейсболки. С минуту послушав бубнеж Барышника о тупых неудобных лифтах, он повернулся к нам и басом изрек: «А я вот в Сибири жил, так там вообще лифтов не было!»

– Ну, ты бы еще с Африкой сравнил, – пожав плечами, возмущенно ответил Барышник.

Спустившись, наконец, на первый, мы обыскали все и даже вышли на улицу, но разносчика так и не нашли. Рассудив, что, вероятнее всего, он с нами разминулся, мы решили вернуться в квартиру. Честно говоря, мне было уже плевать на пиццу, я просто не хотел больше никого искать, особенно будучи обутым через задницу и то и дело наступая на свои шнурки.

Когда мы поднялись, входная дверь все еще была распахнута, клубы дыма застилали глаза, а на диване по-прежнему неподвижно лежала Света. Однако, к моему удивлению, женщина из лифта стояла теперь над ней и громко причитала: «Как напоили, девку-то! А накурили как!» Ухмыльнувшись двусмысленности последней фразы, я вдруг осознал, что на барной стойке все еще стоит водник, а рядом с ним, завернутая к слюду, лежит моя гидропоника. Нужно было действовать решительно. В какой-то передаче по ящику я видел, как разведчиков учат концентрироваться на собственных руках, чтобы незамеченными проникать в полные людей помещения. Не знаю, есть ли в этом хоть доля правды, но, уставившись на собственные ладони, я прошел через всю квартиру мимо дамы, забрал со стола пакет и вышел тем же путем.

Выжать из этого дня что-то большее не представлялось возможным. Поэтому, оказавшись на улице, мы с Барышником сразу же распрощались, чтобы отправиться каждый в свою постель. Первое сентября закончилось едва начавшись.

3

Сентябрь подходил к концу, и с этой отметки минувшее лето казалось уже лишь прекрасным полузабытым сном. Ночью столбик термометра опускался все ниже и ниже, стремительно приближаясь к нулю так, что по утрам было довольно холодно. Впрочем, к полудню, когда воздух прогревался градусов до пятнадцати, а солнечные лучи мягко припекали блестящие лысины дежуривших у первого гума водителей и охранников, на пяточек у Макса выползали наши – ели бананы, лузгали семки, а иногда даже танцевали лезгинку. Как правило, я коротал время там же – выставив вперед колено и пяткой опершись о невысокое заграждение, установленное по периметру все еще зеленого газона, принимал участие в бесконечных пересудах за чота-чота. Почти все эти разговоры содержанием живо напоминали чукотскую песню – они лишь фиксировали и оценивали происходящее вокруг: «вай, какой лоринсер поехал! Четкий аппарат жи, есть жи!» или «бляяяя, какая жопа пошла, приколись!» На пяточке никогда не обсуждали ничего глобального, концентрируя внимание лишь на блестящих частностях.

Вот и в этот день мы с пацанами лениво петочились на солнышке у торца здания кафе Макс. Сквозь темные очки я уже с минуту следил за тем, как со стороны второго гума неторопливой походкой приближался к нам Гаджи-Магомед. Компанию ему почему-то составлял Обоссаный Нарек. Заметив нас еще издали, Нарек поспешил проститься со своим спутником и пошел к Максу в обход.

– Э, че вы пацана запугали? – поздоровавшись со всеми, кивнул Гаджи в сторону опасливо озиравшегося Нарека с торчавшей из-за спины длинной палкой, – он говорит, я там не пойду, я лучше в обход пойду. Я спрашиваю, почему? Он говорит, там, вон видишь, участники банд-формирований собрались.

Все засмеялись. Вряд ли кто-то признался в этом даже самому себе, но каждому из присутствовавших польстила такая характеристика.

– Ай, Нарек-Нарек, что за космический уебан, – улыбаясь, покачал головой Хусик, – откуда только берутся такие?

– Жаль бедолагу, больной он, – пожал я плечами и смачно сплюнул шелуху от семок на землю.

В ответ все стали цокать языками – в знак жалости к бедному юродивому. Я будто услышал часовой детонатор бомбы – звук был именно такой. В МГУ шутили, что абреки за Максом могут часами сидеть на кортах и цокать языками, но когда цоканье заканчивается кто-нибудь обязательно получает пизды. Однако, то – лишь студенческий фольклор, в действительности же цоканье начиналось всякий раз, когда происходило что-нибудь из ряда вон выходящее – будь то удачный удар или прием в драке, прошедшая мимо красотка с выдающимся декольте или крутой обвес на проносящемся мимо автомобиле. Потом все замолчали и в воздухе воцарилась тишина. Солнце мягко припекало спину, легкий западный ветерок развевал непослушные смоляные космы, донося со стороны второго гума истошный скрип прокручивающихся колес, возвещавший о том, что кто-то из нашинских только что оставил на асфальте половину протектора, ради благосклонного взгляда какой-нибудь гордой, неприступной черкешенки.

– Э, а че мы здесь стоим? – осенило вдруг Гаджи, – телки-то все там ходят!

Я саркастично хлопнул себя ладонью по лбу. С коллективным «э, в натуре, ну!» вся компания снялась с места и переместились поближе ко входу в Макс.

Убив около получаса на разглядыванье и обсуждение входящих и выходящих студенток, я с интересом отметил для себя, что на летние каникулы они уходили совершенно другими. Новое поколение