Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман - Анатолий Александрович Севастьянов

на дно рыбу не передними, а задними лапами. Нащупывала ее и, не ныряя, задними лапами доставала «своим пацанам». Узнал, что прошлым летом молодая медведица угодила на спину геологу. Он шел по узкой полосе берега, а в кедровом стланике спала на откосе медведица. Она проснулась от звука, выпрыгнула из стланика и попала на спину геологу. Ударила лапой по рюкзаку, а там камни — образцы пород. Отшибла себе лапу. Оба перепугались — и в разные стороны.

— Я всю жизнь почти на Камчатке, и медведи везде есть, — разговорился наконец лесничий. — На западном побережье тундра сплошная — на тундре живут. В горах тоже есть. Уж в таких горах жил, что к нам только один летчик летал, — и там медведи были.

— Я что-то не понимаю, при чем тут летчик?

— Горы там — скалы сплошные. Ровного кусочка земли на десять километров не найдешь, чтобы самолету сесть… Расчистили от камней маленькую площадку. С одной стороны в скалу упирается, с другой — обрыв. Самолетик на самый край площадки должен угадать, возле обрыва, а то затормозить не успеет, в скалу ткнется. Один только летчик летал, других не пускали. А взлетать когда, то у скалы самолет разворачивали и все мужики, которые там были, за крылья держали, а он обороты набирал. Потом по команде отпускали все разом, он с места срывался и успевал с этой площадки взлететь. А если просто так подниматься, как обычно самолеты разбегаются, ему бы вдвое длиннее полосу надо… Я это к чему говорю? Места там — сплошные горы, а медведи жили, и корм находили, и берлоги, все, что надо. И волки тоже так… — И лесничий стал рассказывать о волках. Волки Витьку не очень интересовали, и он слушал о них без особого внимания, пока не услышал такую историю.

Лет восемь назад в поселок привезли большую ездовую собаку. Других собак в поселке не было. Однажды ее увидели вместе с волком. А потом под старым брошенным домом она принесла в глубокой яме щенят. Завхозом в ту пору был мужик нерасторопный и злой. Продуктов из-за его неповоротливости в поселке не хватало, а тут еще целая куча щенят или волчат под домом. Чтобы едоков у него не прибавилось, завхоз вытащил щенят, а они уже глядели, и побросал их в быструю Кроноцкую реку.

Собака не перестала лазить под дом. Оказалось, в доме как-то уцелел один щенок, и она зверела, когда кто-нибудь близко подходил к нему.

— Потом из этого щенка такой собачина вымахал, больше волка. К нам в Туманово вертолетом улетел, охотник какой-то в нарту взял. За то, что в нем собачья и волчья кровь перемешалась, его Букетом прозвали.

— Букетом?! — воскликнул Витька. — Да это же наш Букет. Большущий такой?! Точно, он!

Когда угомонился ветер, пошли с лесничим посмотреть Кроноцкое озеро. Огромное, больше Авачинской бухты, оно было очень красиво в скалистых берегах. Когда-то потоки лавы из Кроноцкой сопки и вулкана Крашенинникова перегородили долину гигантской плотиной. Из-за нее и возникло озеро.

Самолеты летали в поселок изредка, только спецрейсом, и садились в пятнадцати километрах от поселка на сухую тундру.

В воскресенье же должен был прилететь самолет, на обратном пути он мог захватить Витьку до Туманова. В этот день несколько человек собирались за грибами в тундру, где был аэродром. У одного из них была собственная грузовая автомашина. Геологи бросили две старые автомашины — не переправлять же на материк списанные, — и Зверобой, так звали этого мужика в поселке, собрал из них одну. Потом возил всех желающих за грибами.

Если машина хотя бы сутки стояла, ее нужно было заводить с ходу. В воскресенье собралось больше десятка мужиков, и они катали грузовик по поселку. Катали из конца в конец, а машина никак не хотела заводиться. Когда уже решили бросить эту затею, Зверобой, восседавший в кабине, вдруг вспомнил, что забыл включить зажигание. Мотор сразу затарахтел.

Витьку, как новичка, посадили в кабину. Лобового стекла не было. Неровная дорога шла лесом. Подъемы чередовались со спусками. Машина неуверенно взбиралась в гору и лихо скатывалась вниз. В кузове было пять молодых ребят. Все цепко держались за борта. Зверобой сосредоточенно вертел башкой — дорога была каменистая, с выбоинами.

Витька посматривал на шрамы на его лице и не решался завести о них разговор, а было похоже, что это следы медвежьих лап. Но Зверобой сам заговорил о шрамах. Витька угадал — медведь ударил лапой.

— Ущелье тупиком кончалось, — рассказывал Зверобой. — Там, за поворотом, он на меня и кинулся. А до этого все, наверное, уходил и прятался. У меня карабин на плече был. Это еще лет семь назад, до заповедника. Я за карабин, а он поднялся на задние лапы и ударил меня когтями. Я его не виню — жизнь свою спасал. И ударил, только чтобы отстранить с дороги. Вот с тех пор меня Зверобоем и прозвали.

Он помолчал, а потом сказал:

— Мне вот глаза его тогда запомнились. Я в зоопарке на медведя смотрел — совсем другой зверь… А этот, когда он в тупике оказался, ну прямо ужас у него в глазах, и от ужаса этого он меня стукнул. Ну прямо как человек перепугался…

— Смотрите, медведь! — перебил его Витька.

По дороге улепетывал средних размеров светло-рыжий медведь. Машина дернулась и с ревом затряслась по неровной дороге, круто поднимавшейся в гору. Скорости медведя и машины уравнялись, и Витька попросил так держать. На спидометре было тридцать семь километров. С такой скоростью медведь бежал в гору. Витька попросил прибавить скорость. Но подъем кончился, медведь свернул в сторону и побежал по гриве…

Подъехали к аэродрому. Он оказался просто полосой земли среди тундры, обозначенной пустыми железными бочками. Витьку высадили возле будки радиста, а сами поехали дальше, где красными точками виднелись красноголовки.

Радист уже смотрел на горизонт: ждал самолета. Вдали на небе появилась маленькая черная точка. Вначале с трудом стал прорываться звук мотора, а потом послышался четкий ровный гул. Самолет рос на глазах, приближаясь к посадочной полосе. Перед самолетом, когда он пошел на посадку, ныряли в свои норки суслики. Они и не думали переселяться с полосы, потому что беспокоили их здесь очень редко.

Глава двадцать первая

Началась осень. Ярко-красные пятна расплылись по склонам — среди пожухшей травы закраснели листья лжетолокнянки. В черно-синем небе ярко лучились звезды, и под ними все ночи плыл мелодичный пересвист нескончаемых стай куликов. Вдоль побережья птицы тянулись