Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

– Вот это и есть тот исцелитель, который способен оживить мертвеца, – произнёс Мецн высокопарно.

Парфяне с уважением посмотрели на меня. Один из них, мужчина лет тридцати, с густой чёрной бородой и царственной осанкой, был наследным царевичем Ородом. Рядом с ним угрюмо стоял его друг полководец Сурен. Его лицо от уха до рта пересекал ужасный шрам. Такую отметину мог заработать вояка, неоднократно побывавший в серьёзных переделках.

Парфянский царевич начал что-то говорить торжественно.

– Наследник престола, сын царя Парфии Ород выражает восхищение твоим умением лекаря и хочет пригласить в свой дворец, – перевёл сказанное Шанпоч.

– Позволь узнать, с какой целью? – спросил я настороженно.

– Бесконечно оценивая твой талант исцелителя, он желает оказать тебе всяческие почести и блага, дабы ты находил применение своих способностей в его царстве.

Я недоверчиво посмотрел на гостей. Правду ли говорил наследник парфянского престола или нет? Лично мне он не внушал симпатии, и я про себя твердо решил, что не поддамся на его щедрые посулы.

– Передай наследнику царя Парфии, царевичу Ороду, что я уже удостоен чести служить царю Армении Тиграну Великому и потому должен с сожалением отклонить его предложение.

– Ты вольный человек, Соломон, и вправе сам распоряжаться своей судьбой, – услышал я подбадривающий голос царя.

Сказал он это уверенно, и в его голосе я услышал откровенные нотки.

– Мецн Тагвор, – обратился я, – с того дня, как мы встретились в Иерусалиме, судьба прочно связала нас, и я полюбил тебя, как своего родителя.

Слова мои звучали тоже искренне. Я, который рано лишился отца, а будучи отроком – ещё и материнской ласки, действительно, проникся к Тиграну сыновней любовью.

– Ты прав, мой друг. Дважды мы одолевали козни смерти, и только смерть сможет разлучить нас, – сказал царь восторженно и добавил, уже обращаясь к парфянам, – к сожалению, я не могу насильно отдать вам того, кто спас мою жизнь в трудную минуту и теперь стал для меня дороже родного сына.

– О, всемогущий царь царей, – произнёс Ород, – ты отклонил нашу просьбу выдать свою дочь за моего друга Сурена, отказался отдать на службу парфянам своего искусного лекаря. Может, прогневили мы тебя чем-то или наши подарки не достойны взора царя царей?

– Нет, Ород. Не гнев – причина моего отказа, и подарками я остался доволен.

– Тогда будь великодушен и удовлетвори хотя бы нашу последнюю просьбу.

– Говори, какую?

– Мы наслышаны, что у тебя служит стратегом римский центурион Юлиан Петроний.

– Верно, есть такой у меня.

– Прошу, не откажи и отдай его нам в услужение.

– Каковы парфяне, а? – тихо произнёс Меружан, – принесли подарки царю и не могут уйти с пустыми руками. Умрут, но что-нибудь да утащат.

– Человек этот не раб мне, и потому справедливо будет спросить его мнение. Эй, позови сюда Петрония.

– О, великий царь царей! Нам известно, каким благом является служение тебе. Добровольно тебя никто не захочет покинуть, если, конечно, ты не прикажешь.

– Ох, и хитёр этот лис парфянский! – опять зашипел Меружан, – даже змею способен речами выманить из гнезда.

– Ладно, – согласился царь, – только из уважения к твоему отцу, царю Парфии Фраату я отдам тебе Петрония.

Улыбка удовлетворения засветилась на лице у Орода. Сурен же не выказал никаких эмоций и по-прежнему был угрюм – вероятно, из-за отказа царя выдать дочь.

– Но только с одним условием, – вдруг неожиданно добавил Тигран.

– Каким? – насторожился парфянский царевич.

– Отдай мне взамен своего придворного мудреца, волхва по имени Бальтазар.

Ород сперва несколько смутился, но затем успокоился и сказал высокопарно:

– Не исполнить волю царя царей не посмеет ни один смертный на этой земле. Отныне волхв Бальтазар будет жить в Тигранакерте. Знай, великий царь, сегодня ты приобрёл очень ценного человека.

– В чём же его ценность? – поинтересовался я.

Парфянский царевич посмотрел на меня строго и ответил:

– Волхв Бальтазар ведает всеми премудростями, кои накопило человечество с самых древних времён.

То, что человек с энциклопедическими знаниями окажется среди нас, не могло не радовать меня. Я предвкушал интересное общение.

Парфяне принялись откланиваться и уходить. Последним покидал нас Юлиан Петроний. Он подошёл ко мне вплотную и вполголоса произнёс:

– Одумайся, пока не поздно. Пошли вместе. Вдвоём мы таких дел натворим!

Обычно тусклые голубые глаза римлянина на сей раз блестели с не свойственным азартом.

– Иди, Петроний, один. Парфянам и так достаточно повезло сегодня. Хватит им такого подарка как ты.

– Повезло? – засомневался римлянин, и глаза его озорно засверкали, – Это спорный вопрос! Ты ещё услышишь обо мне, Соломон. Прощай!

Что означали эти слова, я тогда толком не понял. Во всяком случае, не принял всерьёз.

– Это твой промах, Меружан, – сказал я, когда парфяне удалились, – Петроний – твоя находка. Как ты мог его отпустить?

Тот грустно произнёс:

– Может ты и прав, Соломон. Но такова была воля царя. Он не пожелал огорчать парфян, пришедших к нему с щедрыми дарами.

– Оправдывайтесь сколько угодно. Потерю Петрония вы скоро почувствуете на собственной коже, – заключил я.

– Политика – не удел лекарей, – услышал я строгий голос царя.

– Причём тут политика, Мецн, когда речь идёт об очевидной несправедливости! – сказал я отчаянно.

– Справедливость тут вершу я, – многозначительно произнёс царь и добавил строго, – а тебе я советую впредь не встревать не в свои дела.

Воцарилось молчание. Каждый из нас думал о своём, но никто не смел высказаться вслух. Тишину нарушил Мецн:

– Меружан! Пошлёшь гонцов в Эдессу. Пусть Михран высылает сватов для Сати.

Я резко обернулся в сторону царя. Тот невозмутимо выдержал мой взгляд.

– Мне нужен наследник в Эдессе, Соломон. Армянский наследник, – произнёс царь, и я почувствовал в его словах оправдательные нотки.

Я продолжал угрюмо смотреть в сторону.

– Пойми, Соломон. Меч бессилен там, где жизнь пускает свои прочные корни. Если не будет в Эдессе армянского духа, грош цена моим завоеваниям.

– Сати уже известно о предстоящем сватовстве? – спросил я осторожно.

– Нет.

– Не считаешь ли ты, Мецн, что ей надо сообщить об этом?

Мецн на минуту замешкался. Чувствовалось, что он впервые столкнулся с подобным вопросом.

– Узнает, когда приедут сваты.

– А если она будет против?

– Ты так говоришь, Соломон, будто тебе заведомо известен её ответ, – строго произнёс Мецн.

Я заметил, что он прикусил щеку изнутри.

– Соломон лишь хочет узнать, что делать, если царевна наотрез откажется? – заступился за меня Меружан.

Вопрос заставил царя задуматься. Щека его выправилась, и гнев миновал, так и не начавшись.

– Она не посмеет противиться воле отца, – ответил Мецн уверенным тоном.

В Тигранакерт прибыли караваны с Востока. Большие и богатые,