Венская партия - Иван Иванович Любенко

ведь по возвращении на Певческий Мост он будет обязан подробно изложить в рапорте детали больших и малых происшествий. И негласный обыск, проведённый в его меблированных комнатах неизвестным лицом, там будет обязательно отражён, как и фамилия человека, по чьей безалаберности это случилось.

— Ах вот оно что! — сузив глаза, жёлчно прошипел секретарь. — Его сюда шпионить за нами приставили?

— Ох, Адам Михайлович! — вздохнул Воронин. — Не учит вас жизнь. Чувствую, накликаете вы на себя беду. Вон, смотрите, господин губернский секретарь уже желваками играет.

— Сударь, — усмехнулся Ардашев, глядя на Меняйло, — ваша персона действительно может заинтересовать тех, кто занимается шпионством, именно потому, что вы с крайним небрежением относитесь к службе. Однако я не могу тратить время на нравоучения, а посему извольте приступить к вашим прямым обязанностям и сообщить его высокопревосходительству, что я готов доложить ему о результатах командировки.

— О чём спор, господа? — вопросил невысокий, коренастый человек средних лет с роскошными усами, бородкой клинышком, открытым лицом и добрыми глазами.

— В квартире господина Ардашева неизвестный устроил обыск, а проще сказать, погром. Но его могло бы и не быть, прояви Адам Михайлович хоть толику внимания, — пояснил полковник.

Недовольный услышанным, Меняйло проворчал что-то себе под нос и скрылся за кабинетной дверью посла.

— Истомин Павел Иванович, первый секретарь, — протянул Климу руку незнакомец.

— Клим Пантелеевич Ардашев.

— Мы все потрясены судьбой Акима Акимовича. Неужели он решил сбежать?

— К сожалению, очень на это похоже, Павел Иванович. Надеюсь, с вашей помощью мне удастся расставить все точки над «i». Я слышал, вы с ним дружили?

— Нет-нет, что вы! Скорее приятельствовали, — поспешил оправдаться Истомин. — У нас было лишь общее увлечение шахматами, и ничего более. — Он бросил на Клима суровый взгляд и спросил: — А вы, Клим Пантелеевич, собираетесь втягиваться в посольскую рутину? У нас много работы.

— Я, собственно, к ней приступил, как только прибыл в Вену. Если позволите, после беседы с послом я загляну к вам, и мы всё обсудим.

— Да, конечно.

Тем временем появился секретарь.

— Родион Константинович вас ожидает, — сухо бросил Меняйло и уселся за стол.

Клим вошёл в кабинет.

— Ваше высокопревосходительство, позволите?

— Заходите.

Князь был в том же самом облачении. Перед ним опять были разложены карточки с именами. Он озабоченно морщил лоб и барабанил пальцами, словно у него не хватало резервной колоды в пасьянсе.

— Простите, что я зашёл с чемоданом. В нём важные бумаги, и я не могу его бросить. Моя квартира подверглась обыску и погрому. Пока не сменят замок входной двери, в ней нельзя оставлять вещи.

— То есть как? — удивлённо поднял глаза посол. — Кто посмел?

Клим поведал о случившемся, не забыв упомянуть и разгильдяйство секретаря.

— Ах вот оно что! Меняйло уже успел заявить мне, что вы ведёте себя слишком вызывающе и уничижительно отзываетесь о нём в присутствии коллег. А тут, оказывается, совсем другой коленкор. Ладно, с ним я разберусь позже. А теперь прошу вас подробнейшим образом изложить ситуацию с Шидловским. Как вы нашли его труп? Где? И что с ним случилось на самом деле?

Ардашев рассказал о полицейском инспекторе, камере хранения, встрече с художником, о своей оплошности в подземелье, возвращении на остров, обнаружении трупа и результатах его вскрытия. Об изобретениях Карела Новака и Людвига Пичлера, как и об убийствах учёных, он умолчал. Не обмолвился губернский секретарь ни словом и о стенографических записях, найденных в часах. Свою речь он закончил следующим пояснением:

— Уже перед отъездом из Фиуме мне удалось выяснить, что в Триест Шидловский отправился вместе с баронессой Паулиной фон Штайнер. Она вдова австрийского финансиста, члена парламента. У меня большие сомнения в том, что эта дама могла быть любовницей иностранного дипломата среднего статуса. К тому же все описывают баронессу как красавицу, а Шидловский привлекательностью не отличался. Да и жили они в разных номерах и общались как-то холодно. В воскресенье утром Аким Акимович расплатился за отель и выехал в Фиуме. А вдова пробыла в Триесте до вторника. В тот день она получила телеграмму неизвестного мне содержания и, вероятно, вернулась в Вену. В ближайшие дни я постараюсь выяснить круг её знакомых. Если у меня сложится подозрение, что она работает на чью-то разведку, то тогда откроются новые возможности для воссоздания картины предательства надворного советника.

— Вы уверены в его измене?

— Абсолютно. Он всё продумал заранее: и сдачу саквояжа в камеру хранения, и своё исчезновение в волнах Адриатики. Иначе зачем имитировать гибель в море?

— Шифровальщик доложил мне, что Петербург поменял коды. Вы имеете к этому отношение?

Клим открыл чемодан, вынул из саквояжа фотоаппарат «Ланкастер», закамуфлированный под часы, положил на стол перед князем и пояснил:

— Это миниатюрная шпионская камера. Её используют для фотографирования документов. Я нашёл её в керосиновой лампе у Шидловского. Певческий Мост сообщил мне, что не передавал ему этот фотоаппарат. Значит, он получил его от представителя другого государства. Вероятно, поэтому МИД и решил сменить шифровальные коды в нашем посольстве и консульстве Триеста.

Посол повертел вещицу в руках и спросил:

— Как эти часики открываются?

Клим надавил на рычажок, выступающий через прорезь в заднем корпусе часов, и тотчас выехал объектив.

— В сильфоне камеры шесть подпружиненных секций для фокусировки, менисковая линза и шторный затвор, — пояснил Ардашев.

Князь подержал в руках фальшчасы и, вернув Климу, заметил:

— А вы, я вижу, большой дока в шпионских делах. Хотя чему удивляться, если вас послал Клосен-Смит? Слыхал я про Осведомительный отдел. Жаль, правда, что просуществовал он недолго. Вы, случаем, не выпускник первого набора?

— Вы совершенно правы, ваше высокопревосходительство.

— То-то я смотрю, как быстро вы всё по полочкам разложили! И баронесса, и Шидловский. За считаные дни отыскали пропавшего второго секретаря у чёрта на куличках — в подземелье францисканского монастыря, да ещё и на острове! Куда петербургским сыщикам до вас! Но один момент меня всё-таки смущает: неужели вы думаете, что баронесса связана с чёрным монахом?

— Ну а зачем бы тогда Шидловский поехал с ней в Триест?

— А вы уже уведомили о ней Петербург?

— Нет, ваше высокопревосходительство. Я ведь телеграммы могу отправлять только из посольства. По приезде у меня ещё не было времени засесть за отчёт, но сегодня я его составлю.

— А как же насчёт фальшивых часов вы им сообщили? Вы ведь, насколько я знаю, после заселения в меблированные комнаты в посольство не возвращались, — глядя с прищуром, осведомился посол.

— Я послал её из консульства в Триесте.

— Ах да. Я об этом и не подумал. А сегодняшний текст вы отдадите нашему шифровальщику?