Криминальный Екатеринбург. Совпадения не случайны - Андрей Васильевич Кабанов

мне сам всё это показывал, он приводил меня и показывал: «Вот смотри, какая была икона». Показывал: «Смотри, она какая сейчас». А она чернее ночи. А потом показывает её же уже после реставрации: там уже как-бы другая икона, она горит-играет, это новая икона. То есть, он понял, что можно даже те, ворованные иконы, их никуда не отдавать, не сплавлять, а оставлять себе. Поэтому все его иконы всегда реставрировали, раскрывали. И они уже были совершенно другими произведениями искусства. Это он научился делать.

Он никогда не скрывал, что он скупал краденое. Никогда не скрывал. Потом была ещё одна такая вещь, интересная. Когда он работал на скупке, там пропало несколько человек, очень серьёзных, их убили и ограбили. Ну, я говорю, что пропали те, которые работали по скупке. У меня был один товарищ, который был с ним близко знаком, и они были в то время вместе в этой банде. И вот он утверждает, что это были Ройзмана наводки. И я примерно понимаю, что это было легко и просто. Было легко и просто. Потому что он знал, кто как наживает. Кто где набирает. Причём скажу вам, парни, он способен на поступок. Способен на дерзкий поступок. Я знаю, что, если будет ситуация, когда его жизни будет угроза, он убьёт, не задумываясь.

То есть, он из тех людей, которых если загнать в угол, то у него из чувства страха, что его вот-вот, – сила появляется просто немеряная. Он способен на поступок, он очень страшный человек. Когда я уже с ним познакомился, это 1999 год, мы ходили в «Монетный двор» на Плотинке… Он приходил, всегда приходил сюда с Димой Чуркиным. Дима Чуркин – это его дольщик. Это его компаньон, это его близкий друг. Вот. Они всегда ходили. Диму-то я знал, мы с ним общались. Как-то так. И Диму я знал по старым временам, порядочный пацан.

И тут мы встретились в кафе. Он был с Ройзманом. С Ройзманом мы тогда уже как друзья встречались: «Привет-привет». У них в это время уже была фирма, вот эта вот ювелирная. И я тогда начал говорить про фонд, что вот есть такая придумка, что делать надо вот так и вот так. Там ещё сидели Варов, Ройзман и этот вот Чуркин, и они тогда говорят: «Погнали». И Варов, и Ройзман прямо в голос сказали: «Погнали». Типа у нас тоже там друзья сдохли, и это для нас проблема, мы всё это знаем. И мы погнали. И вот так появился фонд. Причём, сразу скажу – для меня тогда ближе человека вот просто не было. Я за него готов был душу отдать. Я за него готов был, ну, просто в огонь и в воду. Потому что он настолько был искренен, он настолько умел людьми управлять.

Я это сейчас понимаю, я понимаю, что Ройзман – прирождённый аферист. Он говорил тебе именно то, что ты хочешь слышать. Причём говорил он это очень убедительно. И причём не только то, что касается именно тебя. То есть он не хотел, чтобы ты там его на руках носил. А чтобы он, допустим, всегда мог на тебя рассчитывать.

Вот, например, Витя Махотин, великий художник, Царство ему Небесное, я его считаю великим художником, так он оставил очень много Ройзману картин, которые у него оставались. А Ройзман и до этого скупал их у него за бесценок. Он всегда подойдёт, и так ему: «Витенька». Да даст денег, там в то время люди стоят-побираются, а он всегда денег даст и всё такое. Я думаю: «Ну надо же, какой парень. Надо же, какой парень».

А его близкий друг, Костя… Костя был хозяином кафе «Шоко», и мы собирались там, ну типа политинформация утром, там даже люди специально приходили на нас посмотреть, как мы там беседуем. Там у нас темы всякие были. И Костя мне всегда говорил, а он-то Ройзмана знал давно, они с детства с ним друзья, и вместе с Димой. Он его знал, как и Дима, то есть лучше всех. И я-то рот раскрою, и Костя мне и говорит: «Смотри-смотри, сейчас пожрём, а он платить не будет. Скажет: „Парни, я деньги забыл“». И так всегда. Я порой смотрю на него и думаю – ну зачем он ведет себя так некрасиво.

И я ни разу не видел, чтобы Ройзман рассчитывался. Ни разу не видел. Причём, когда там с нами был Костя Патрушев, то он сразу вставал и говорил официантке: «Запиши на меня». Там у него свой счёт был, он в конце месяца рассчитывался. То есть, у него отдельный счёт был. Ему записывали, он потом приходил и за себя рассчитывался. А если Кости не было, то Ройзман так демонстративно раз по карманам ну, типа денег нет, а ему там говорит кто-нибудь, например Толя Белик, широкая душа, или я: «Иди, иди, мы рассчитаемся. Ладно, всё». И Костя Патрушев всегда над ним подсмеивался: «Смотри-смотри, сейчас опять скажет, что деньги забыл». Это у него считалось высшим кайфом – не платить. Не знаю, почему. Ну, вот он очень богатый человек.

Там было несколько случаев, когда Толя Белик со Светой, Царство им Небесное, рассказывал: «Я пару раз попадал с Ройзманом в истории, потом уже перестал. Он постоянно типа деньги забывает. А Москва – это другие деньги. И он мне, это когда он в Госдуме заседал, говорит: „Слышишь, там я сейчас буду с людьми, подходи, посидим вместе чай попьём“». Ну всё. Он в каком-то хорошем ресторане, посидели, попили, поели плотненько. Он и говорит, как обычно. А я как раз чай пил. Ну и всё, а там человека четыре пили-ели. И он такой раз, и говорит: «Толик, что-то я „лавэ“ не взял». Он говорит: «Ну, ладно, что. Ты Толя тоже не бедный». Ну я рассчитался и думаю: «Ни хрена я сходил, позвали меня чаю попить». Ну ладно, всё. И мы, говорит, через два дня летим вместе. На самолёте, и он говорит: «Толик, рублей нет, только доллары. Дай мне, я билет куплю». Толик говорит: «Вон там „обменка“ есть». Света говорит: «Ну, надо же. Какой наглый». А Света в ресторане с Толиком тоже чай пила, она такая скромная девочка. Говорит: «Ну, надо же. Какой наглый». И всё. Причём, вот это его тонкая такая вещь – никогда не платить.

Парни-то, вот что Чуркин, что Костя Патрушев, они это всё знали и понимали. Там