Белая вежа, черный ураган - Николай Андреевич Черкашин

Таким все виделось по здравому размышлению, но вскоре выяснилось, что никакое здравомыслие не могло взять в расчет тот хаос, который охватил все приграничье – от Бреста до Гродно. Сам собой возник дьявольский «слоеный пирог» из полков вермахта и дивизий РККА. Немецкие войска и советские то там, то тут перемеживались, перемешивались, и никакая тактика ближнего боя, отходов и контрнаступлений не подходила к подобным обстоятельствам. Ни германские генералы, ни советские полководцы не могли сказать, кто есть кто в радиусе трех-пяти километров. Немцам, однако, было проще: у них работала воздушная разведка. Они поднимали в воздух аэро-статы с наблюдателями, шныряли вдоль главных дорог самолеты-разведчики. И Гудериан, и Гот, и Клюге худо-бедно ориентировались в этом бедламе и потому опасались перекрывать главную и практически единственную трассу советского отступления – шоссе Белосток – Волковыск – Зельва – Слоним. Слишком плотным потоком шли по ней хоть и потрепанные, хоть и малоуправляемые, но еще грозные войска – и пешие, и конные, и колесные, и гусеничные. Из кабин воздушных разведчиков открывался фантастический вид на гигантскую змею из грузовиков, фургонов, еврейских повозок, пеших колонн, танков, тягачей с орудиями и без, автоцистерн, конных упряжек, санитарных машин, штабных автобусов и снова танков, грузовиков, кавалерийских групп, беженцев, перегонных коровьих стад, броневиков, цыганских кибиток, войсковых обозов, транспортировщиков понтонов, овечьих гуртов, и снова танки, и снова грузовики, легковушки, рабочие роты с лопатами, беженцы, беженцы, беженцы, которых обгоняли легкие и тяжелые танки… Протяженность этого великого исхода летчики определяли километров в 60–70.

В целом то была огромная военная мощь, которая хоть и не управлялась единой волей, все же была весьма опасной, если ее тронуть. И потому немецкие войска сопровождали ее с юга и с севера. Так сопровождают свою добычу волчьи стаи в степи, выжидая удобный момент для нападения.

Нечаянной преградой на пути этого бесконечного потока стала река Зельвянка, чистая, светлая речушка, бегущая из глубин Беловежской Пущи к Неману. Деревянные мосты были сожжены, оставался однопутный железнодорожный мост, который немцы берегли для себя – не бомбили, но усердно поливали свинцом из барражирующих в небе самолетов.

ИЗ ДНЕВНИКА ВОЕНИНЖЕНЕРА 3-ГО РАНГА ПЕТРА ПАЛИЯ:

«Через реку в Зельве остался только один мост – железнодорожный. Другой, деревянный, был уничтожен немецким налетом накануне вечером. Оставшийся мост, на одну железнодорожную колею, был без покрытия, только шпалы и рельсы, да узкая пешеходная дорожка в две доски, между рельсами. Даже перил на мосту не было. В самом местечке, в окружающих садах и рощах, повсюду, где можно было как-то укрыться от взоров немецких летчиков, все было забито беженцами и отступающими разрозненными частями. Многие старались переправиться через реку вброд или на плотах и лодках. Но это было доступно только мелким группам без транспорта и без грузов. Весь берег был сильно заболочен, а в сухих местах покрыт толстым слоем мягкого песка.

Все-таки некоторая организация переправы была налажена. У выхода на мост была сильная охрана под командой какого-то полковника, смелого и решительного человека, установившего строгий контроль и очередность в пропуске на мост желающих перебраться на другую сторону.

Ляшкевич, полковник Сафронов и я договорились с командиром охраны моста об очереди. Полковник, моложавый, высокий и удивительно красивый человек, сказал: «Мост немцы уничтожать не намерены, для себя его сохраняют, это ясно. Если бы хотели разрушить мост, могли бы это сделать при первом же налете. У них другая тактика, каждые 15–20 минут, во всяком случае, по вчерашнему опыту, налетает пара “мессершмиттов” и обстреливает из пулеметов. Там, под мостом, и дальше, по ту сторону, много уже и машин покалеченных, и людей побитых. По этому мосту переправиться можно, даже ЯЗы и ГАЗы проходят по шпалам, но нужно в ритм их налетов попасть. Днем мало желающих. Если хотите рисковать, могу пропустить вашу колонну, начиная с десяти утра. Опять-таки, оставаться до следующей ночи – тоже риск. Немцы могут подойти сюда. Я не имею сведений, как быстро и в каком направлении они продвигаются. Решите сами и скажите мне не позже 7.00». – «Если будет так, как вчера, сколько машин может проскочить за эти 15 минут без риска?» – спросил Ляшкевич. – «Выпускаю по три сразу, если машины в порядке и шоферы на ять, можно пропустить три тройки. Но смотрите сами, чтобы машины не стали и шоферы были бы первый сорт. Это на вашу ответственность!»

Вернулись к Пузыреву, собрали весь командный состав и шоферов, и после обсуждения было решено переправляться днем. Женщин, детей и несколько очень пожилых мужчин отправили на двух машинах вверх по течению, там было узкое место и маленький паром. Эта группа, со взводом красноармейцев, должна была переправиться там, а пустые машины вернуться назад к мосту. Проверили все машины, отобрали самых лучших водителей и выстроили всю колонну в тени под деревьями, недалеко от моста. Все было готово к переправе по первому сиг-налу.

Совсем рассвело, последние машины, пропущенные на мост, скрылись в лесу на противоположной стороне. Все замерло в ожидании первого налета. Но было тихо и спокойно. На улочках в пыли копошились куры, лениво бродили поросята, пролетали стайками воробьи. Женщины возились по хозяйству, и детвора, играя, шныряла между машинами. Даже странно было смотреть на сотни людей, напряженно ожидающих появления в воздухе немецких летчиков. – «Нельзя время терять. Черт их знает… Может, их и не будет сегодня. – Командир переправы нервничал. – Эй вы, первая тройка, рискнете?» – «Попробуем… может, проскочим, давайте сигнал, товарищ полковник». – И шоферы первой на очереди тройки сели в кабинки и завели моторы.

Полковник вышел к помосту, специально сделанному, чтобы облегчить выход машин на полотно. Постоял пару минут, прислушиваясь и поглядывая в небо…

– Давай! Жми на полный ход! – И он махнул зеленым железнодорожным флажком. Два полуторатонных ГАЗа и один трехтонный ЗИС стремительно понеслись по мосту, подпрыгивая по шпалам настила. Полковник подождал, пока они не оказались на другой стороне моста и не стали удаляться по насыпи через луга, к лесу.

– Следующая тройка… Газуй! Давай, давай, не мешкай…

Вторая тройка тоже прошла благополучно, за ней еще одна. Когда четвертая тройка машин уже завела моторы и начала выходить к помосту, полковник вдруг замахал красным флажком:

– Назад! Воздух!

Завыли ручные сирены тревога, все бросились под укрытие деревьев и домов. Над долиной показались четыре самолета. Мост, насыпь за мостом и подход к мосту – все было пусто. Самолеты сделали большой круг, где-то далеко за лесом кого-то они стали обстреливать. Было хорошо видно, как они один за другим пикировали на цель, а потом резко поднимались, делали круг и снова пикировали. Самолеты развернулись и все четыре в ряд направились прямо на нас, на мост. Я, как и несколько других командиров, укрылся за большим штабелем шпал около самого моста, но немцы на этот раз сделали налет на местечко, очевидно, правильно предположивши, что здесь, под деревьями улиц и садов, есть скопление отступающих, невидимое сверху. Они пронеслись над поселком, каждый пустил длинную пулеметную очередь, и все четыре исчезли вдали.

Все эти горести и страсти и по сию пору неведомы миру. Разумеется, ничего не знал о том и полковник Васильцов, следуя своим крестным путем через лесные дебри. Его люди тоже шли теми же