ВьЮжная Америка - Александр Юрьевич Романенко

тропу наверх. Вместо тропы — коровьи уступы. Если кто не знает, могу проинформировать, что коровы — отменные альпинисты. Я видел в Дагестане, как они пасутся на таких скалах, куда равнинный человек ни за что не забрался бы. Корова бесстрашна и «профессиональна», ни разу не доводилось мне слышать, чтобы хоть одна буренка сорвалась и разбилась. Вот и здесь выдолбленные копытами уступы расположены так, что нам с Машей пришлось немало попотеть и слегка даже рисковать, пока мы не выкарабкались на острие скалы. А для коровы эта тропка — пустяк. Ради густых одуванчиков, разросшихся наверху, она забежит сюда в два счета.

Но кроме одуванчиков мы обнаруживаем на скале тетушку-индианку с огромным мачете в руке. Тетушка целых две секунды проявляет любопытство, осматривает нас, но смущается и продолжает прерванное занятие — рубку молодой вербы. Очевидно, тетушкино хозяйство кроме прочего зверья включает и кроликов. А может быть, и коз. Они тоже не откажутся от вербы.

Со скалы, как мы и предполагали, открылся потрясный вид на северную часть Кито. Высота полета довольно смелой птицы. Мы немного поспорили, разыскивая наш дом, но в конце концов нашли его. Вернее, нашли только крышу и часть второго этажа.

— А вдруг мама сейчас смотрит в окно? — спросила Маша.

— Все возможно.

Я сожалею о проданной в Москве подзорной трубе. Конечно, той трубой я вряд ли «достал» бы до окон нашей квартиры, но все же без оптики в горном походе как-то неудобно.

Спускаясь со скалы по другой тропе, мы наткнулись на группу стариков и старух, перекапывающих землю. Сначала я подумал, что они сооружают незаконный самозахватный огород (Пичинча — заповедник, копать там, конечно, нельзя), но, подойдя ближе, разобрал, что к чему. Старики выкапывали коренья неизвестного мне растения, похожие на белую репу, но длинные и крючковатые. Здесь были обильные заросли этого растения, и работы старикам предстояло, что называется, непочатый край.

А вот и коровки. Маленькое стадо. Объедают кислые ветки барбариса, но в основном дремлют. Чистенькие, толстенькие. Маша подошла к замшевому бычку, хотела потрогать его, погладить, но он шарахнулся к маме, круглобрюхой пятнистой матроне.

— Они полудикие, — сказал я. — Знают только своих хозяев. Лучше их не трогать. Неизвестно, насколько они терпеливы, особенно эта мамаша.

— Он такой симпатичный, ты видел? Два белых пятна на лбу!

— Видел. И еще увидим. Я думаю, тут много коров.

— А на вершине они будут?

Я прикладываю ладонь к глазам, смотрю наверх.

— Кто их поймет, этих коров? Возможно, что будут. Эти куда хочешь полезут. Если, конечно, там вкусная трава.

Спустя несколько минут решаем сделать первый привал. Достаем лимонную колу и шоколад. На большой высоте и после хорошего променада аппетит возрастает неудержимо, однако следует сдерживаться, нужно быть немножко голодным. В горах нет ничего хуже, чем переедание. И мы жуем шоколад, чистейший, почти без сахара, горьковатый и освежающий. Меня тревожит, что мы уже успели выпить литр колы. Все дело в сахаре. Я-то ожидал, что лимонный напиток будет кислым, а он сладкий. Таким жажду не утолишь, только измучаешь себя, а между тем солнце палит нещадно и до самого горизонта не видно ни единого облачка. Конечно, есть еще пиво, но оно — к пикнику. На подъеме спиртное — это глупость, сдавит дыхалку и будешь отсиживаться каждые двадцать шагов.

— Все, переходим в режим экономии воды, — распоряжаюсь я. — До следующего привала — ни капли.

— Когда следующий привал? — спрашивает Маша, а у самой печаль в глазах. Чувствую, стоит ей только позволить — выпьет половину запаса.

Я просматриваю будущий путь, оцениваю возможности нашей альпинистской группы.

— Привалим на той лысине, — показываю вперед.

— Ого! Это далеко!

— Самое большее через сорок минут будем там.

Что ж, перекусили, пора в дорогу. В тропу то есть. С каждым шагом идти все труднее. И вдобавок погода неожиданно меняется к худшему. Мы хотели облако, а получили дождь. Там, внизу, нет никаких перемен, там жаркий денек, а здесь откуда-то налетает мокрый ветер, вымочил нас, застудил, покрыл листья травы крупными каплями. Стало сыро и холодно, всего градусов десять или восемь тепла.

Но к концу перехода до второго привала мы снова попадаем в теплый слой воздуха. Трава опять сухая. Тащимся по ложбинке. Маша нашла странные ягоды — по виду малина, но твердые, как камешки.

— Ты только не вздумай пробовать, — предупреждаю я.

— Нет, они скользкие какие-то. Возьмем домой?

— Бери, если хочешь.

Маша тщательно укладывает находку в поясную сумочку. Вдруг мы слышим свист. Из-за деревьев выходит парень с кнутовищем в руке. Он очень удивлен: кого-кого, но «американцев» здесь, так высоко, он никак не ожидал увидеть. Очевидно, с испугу, он спрашивает время. Я пока не настолько шустр в испанском, чтобы с лету правильно отвечать на такие мудреные вопросы — показываю ему циферблат часов. Благодарит, улыбается, уходит.

— Это что, пастух? — спрашивает Маша.

— Наверное.

Идем дальше. Разумеется, я позволяю Маше нарушать мною же установленный порядок питья лимонной колы, так что к привалу остается не более полутора литров. А топать нам еще о-го-го сколько.

На лысине, куда мы забрались, так приятно полежать на стелющихся по земле густых ромашках! Над нами зависает большая красноперая птица, изучает нас и, нырнув под порыв ветра, влетает в колючие кусты. Оттуда раздается ее гневное кляканье. Очевидно, мы ей не понравились.

Но еще забавнее смотреть вниз. Мы расположились как раз напротив аэропорта. Самолеты — каждый как жучок, смехотворная картина. Вот один такой жук выруливает на полосу, а секунд через десять до нас доносится слабый, но отчетливый вой турбин. Покатился. Ме-е-ед-ленно, как настоящий весенний жук, еще не до конца проснувшийся. Долго-долго он ползет по черной дорожке. И вот наконец взлетает. Он задирает поблескивающий нос и уходит все выше, выше, а мы смотрим на него сверху, мы видим его алюминиевую спину. Пассажиры, наверное, удивляются, как быстро их самолет набирает высоту, но проходит еще полминуты, а самолет все еще ниже нас. Непривычно.

Однако самое непривычное — наблюдать посадку. С такой высоты нам кажется, что заходящий на посадку самолет буквально едет по улицам города. Под ним не меньше двухсот метров воздуха, но нам с наших шестисот этого не видно. На мгновение самолет скрывается за лаковым офисным зданием, рядом с ним толпятся автобусы, разноцветные точки легковушек. Людей нет, но мы-то знаем, что они там. Наконец самолет вырывается из улиц и проспектов и, пыхнув синим дымом, бежит по полосе. Снова воют турбины, он быстро тормозит и уже через полминуты резко поворачивает