Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

— И они в это верят? — поинтересовалась Грет. — После того, что совершил наш епископ?

Палач пожал плечами.

— Они пока ничего не предприняли. У них в распоряжении значительные силы, а у епископа — заложники. Они должны вести переговоры, если хотят решить спор без применения оружия, что выгодно и для города, по мнению капитула и совета — и моему, кстати, тоже. У некоторых каноников есть опыт общения с епископом Конрадом, и они утверждают, что Иоганн фон Брунн ему и в подметки не годится и его слову можно верить.

— Тогда все скоро закончится, — с надеждой сказала Мара.

— Я бы на это не надеялся, — пробормотал палач. — Давайте не будем думать, что это будет второй Констанцский собор, затянувшийся на много лет! Я уже больше ничего не знаю. Эти переговоры могут стать суровым испытанием даже для самых терпеливых.

— И все это время мы будем находиться под стражей в городе. Виноградари не смогут отправиться в свои виноградники, а крестьяне на свои поля, чтобы собрать урожай, — сказала Элизабет.

— Да, так и будет. Совет и капитул будут чувствовать давление со всех сторон, пока не придут к соглашению.

Два дня стороны совещались. Затем представители совета и капитула вернулись в город со скрепленным печатью договором. Оттилия принесла эту новость в бордель, прежде чем палач пришел на обход. Вечер еще только вступал в свои права, теплое вечернее солнце катилось за башни и крыши церкви Святой Гертруды, когда дочь советника, слегка подобрав платье, спешила в бордель по узкой тропинке. Элизабет, наслаждавшаяся последними лучами солнца вместе с подругами, сидя на лавке перед домом, поднялась и пошла ей навстречу.

— Я подумала, ты имеешь право сразу узнать об этом, — обратилась Оттилия к Элизабет.

— Очень мило с твоей стороны, хотя твой поступок нельзя назвать благоразумным, — ответила Элизабет, слегка поклонившись.

Оттилия улыбнулась.

— Да, наверное, ты права, но у меня есть хорошая отговорка. Я должна сообщить радостную новость о том, что епископ согласился отвести войско и освободить пленных, младшей сестре моего отца, приглашенной мастерице у доминиканок в монастыре Святого Марка!

— Да, непременно, — согласилась с ней Элизабет подчеркнуто серьезно и незаметно подмигнула Оттилии. — Я очень рада, что твой отец скоро вернется домой. Какие условия выдвинул епископ и главнокомандующие осаждающих войск? Они ведь не могли не выдвинуть требований.

Лицо Оттилии помрачнело.

— О да, разумеется. Мне тяжело их повторить, настолько они немыслимы! Епископ Иоганн требует, чтобы совет отказался от присяги капитулу и снова присягнул ему на верность. Капитул также должен поклясться ему в повиновении. Кроме того, епископ требует все ключи города от ворот и башен.

Элизабет кивнула.

— Твой отец предвидел то, что епископ фон Брунн не потерпит передачу власти над ключами капитулу. Вот почему это требование для меня не удивительно и, наверное, ни для кого из совета и капитула.

— Да, но это еще не все! — раздраженно добавила Оттилия. — Войско отступит только тогда, когда совет и капитул дадут письменное обязательство выплатить пятнадцать тысяч гульденов, причем девять тысяч должны быть переданы немедленно золотыми монетами! Пятнадцать тысяч гульденов! Такую сумму даже представить невозможно! Делегация согласилась с этим требованием, но где взять такие деньги? Настоятель сказал, что в Вюрцбурге нет девяти тысяч, поэтому нужно заложить в Нюрнберге или еще где-нибудь церковные драгоценности. Готова на что угодно поспорить, что часть этих денег перейдет в руки епископа фон Брунна на его надобности, ведь он не собирается отказываться от банкетов, турниров и охоты. Или от того, чтобы подарить своим родственникам и содержанкам новые владения.

Элизабет удивленно посмотрела на девушку.

— Откуда у тебя такие мысли?

— Ты, наверное, думаешь, что мы, дочери из буржуазных семей, глупы и наивны и ничего не знаем об этом мире. — Оттилия махнула рукой. — Разумеется, есть много вещей, о которых наши матери не говорят с нами, но это не значит, что мы ничего не знаем.

— Значит, у тебя вошло в привычку подслушивать, — усмехнулась Элизабет.

— Да, — пожала плечами Оттилия. — Только так можно узнать всю правду, а не приукрашенную ложь, которая, по мнению родителей, подходит для их дочерей. — Она криво улыбнулась. — Мне пора идти искать свою тетю. Надеюсь, отец сегодня вернется домой. Хотя он и строгий, но правление Маргрет я ни дня больше не выдержу! И минуты не проходит, чтобы она нам не напомнила, как подобает вести себя дочерям советника! — призналась она Элизабет и театрально вздохнула. Но как ей удалось улизнуть в предместье, так и не сказала.

Оттилия еще раз кивнула Элизабет на прощание и поспешила к монастырю Святого Марка.

В этот вечер Оттилия и младшие дети напрасно ждали возвращения отца. Епископ освободил пленников только на следующее утро, после того как представитель совета вместе с суперинтендантом собора передали первую часть золотых гульденов. Перед собором их встречали со всеми почестями капитул и совет, их семьи и зеваки.

По пленникам отчетливо было видно, что они провели время в сырой темнице. Тучный Гюнтер фон Шварценбург не оправился от шока, едва не лишившись жизни, застряв в отверстии между раем и адом. Грязный и оборванный, он нес околесицу, когда двое слуг помогали ему выйти из паланкина и подняться по ступенькам в зал капитула. Его серые щеки покрылись щетиной, грязные волосы спутались. Остальные делегаты выглядели не лучше.

Элизабет подумала, что в таком виде — в лохмотьях, с впалыми щеками и темными кругами под глазами — их вряд ли можно было отличить от виноградарей и батраков, — несмотря на то что местами на одежде проглядывали яркие цвета и дорогая ткань.

Элизабет наблюдала за радостными встречами рядом с Грет. Глазами она отыскала Оттилию, стоявшую с младшими детьми и старой Маргрет. Лицо ее застыло и не выражало никакой радости. Элизабет еще раз пробежала глазами грязных мужчин, которым определенно нужно было время, ванна и цирюльник, чтобы превратиться в каноников и советников, вызывающих уважение. Советника Ганса Майнталера она так и не обнаружила.

— Пресвятая Дева! Епископ не мог его убить! — вырвалось у Элизабет.

— Кого? — спросила Грет.

— Советника Майнталера. Его нет среди вернувшихся.

— Отца Оттилии?

Элизабет кивнула.

— Этого не может быть, — возразила Грет и поднялась на цыпочки, чтобы лучше видеть.

— Посмотри на Оттилию, она не может сдержать слез.

В этот момент Элизабет заметила в толпе мейстера Тюрнера. Высокий палач в сияющем на солнце красном камзоле возвышался над толпой, словно утес в реке, перед которым расступается вода. Но если речная вода касается утеса, то жители Вюрцбурга расступались в стороны, чтобы даже случайно не дотронуться до него. Хотя с мнением Тюрнера считались главы предместий и даже совет, но он относился к бесчестным лицам и его следовало избегать — никто не хотел рисковать потерей уважения к себе.