Долой девчонку-повелительницу - Гарт Никс

минут пятнадцать убеждал заместителя директора, что он не шутит, Ксантопармелий правда его второе имя, а еще в тот раз вся школа узнала, что он на самом деле Кимерий, а не Ким и произносится это имя «Ким – эрий».

Хотя все, наверное, было бы проще, не будь у него разбиты нос и губа – он бежал как угорелый, поскользнулся на неочищенном ото льда углу игровой площадки и врезался в стену школы. Они бегали наперегонки с Бенни, которая, конечно же, выиграла. Но к замдиректора отвели обоих, потому что нельзя было выбегать за пределы площадки и вообще бегать наперегонки.

Теперь они с Бенни взяли велосипеды за руль и пошли с ними вдоль ливневки к ферме. Ее территорию окружал высоченный забор с огромными воротами, на которых было написано: ГОСУДАРСТВЕННАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ФЕРМА. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН, хотя на самом деле ворота почти всегда стояли открытыми.

– Хочешь, съездим потом на озеро? – спросила Бенни.

Обычно это даже не обсуждалось; Ким просто приезжал к ее дому, и они отправлялись в путь. Но они не бывали на озере с тех пор, как нашли там шар, и хотя они помалкивали на эту тему, но обоим было не по себе при мысли о том, чтобы снова поехать туда.

– Нет, – сказал Ким. – Мне еще поработать надо, подготовиться к игре.

– Ну хорошо, тогда до завтра. Часов в одиннадцать, да?

И Бенни унеслась, низко склонившись над рулем. Ким вошел в ворота и загнал велик в огромный сарай, куда приезжающие на ферму ученые обычно ставили свои машины. У Базальтов автомобиля не было – только велосипеды, древние и тяжелые, как у Кима, – отец купил их оптом на распродаже в каком-то почтовом отделении: раньше на них почтальоны развозили письма и газеты. В сарае стояло восемь велосипедов, все в разной степени пригодности.

Из сарая Ким сразу пошел в третью теплицу. Он остановился, увидев там Эйлу, которая уже пропалывала длинную грядку с морковью. Тяжелая дверь из стекла и стали скрипнула, когда он потянул ее на себя. Похоже, скоро его ждет еще одна работа: смазывать все двери маслом, чтобы они не скрипели, тоже входило в обязанности Кима.

– Еще шесть минут, и я закончу, – объявила Эйла, едва он вошел. У нее не было часов, но Ким даже не подумал сомневаться: сестру всегда отличало прямо-таки сверхъестественное чувство времени, и если она говорила, что час уже прошел, значит так оно и было. На выполнение всех домашних дел, которые поручали им родители, Эйла всегда тратила ровно столько времени, сколько они требовали – ни минутой больше, ни минутой меньше. – Можешь дополоть мой ряд.

– Ладно, – сказал Ким, склоняясь над грядкой. Просто невероятно, сколько сорняков вырастает на ней всего за одну неделю и до чего многие из них похожи на ботву моркови! Даже он, с его многолетней практикой, и то мог ошибиться.

Через пару минут он спросил так непринужденно, как мог:

– Как там шар, который ты нашла в озере?

Эйла перестала полоть и посмотрела на Кима. Страдальческое выражение ее лица означало, что она изо всех сил старается смириться с неразумностью брата.

– Она не шар, она – личность, – сказала Эйла. – По имени Астер. По крайней мере, примерно так это звучит по-английски. В переводе с греческого означает «звезда».

Ким спокойно кивнул, как будто не услышал ничего нового. Эйла писала и читала на латыни и греческом, а еще на французском, немецком, итальянском и испанском. Правда, говорила она плохо, потому что училась по книгам и редко слышала, как звучат слова на этих языках. А еще у нее были книги на японском, китайском и русском, но Ким понятия не имел, знает она эти языки или нет. В детстве Эйла часто хвасталась тем, чему учится, но года два назад почти перестала, в том числе по совету Кима: это раздражало почти всех детей и многих взрослых.

Ким и сам не знал, хороший совет он дал сестре или нет и зачем он вообще это сделал: ради нее или ради самого себя? Слишком умная младшая сестра вечно создавала ему проблемы с подростками постарше. Но теперь он думал, что, может, ему надо было чаще проявлять смелость и заступаться за Эйлу, а не учить ее не высовываться.

– Откуда она взялась, эта Астер? – спросил Ким и выдернул морковку – случайно, так напряженно он ждал ответа. Он вздохнул и воткнул морковку назад, в землю, хотя и сомневался, что это поможет. – И кто она такая?

– Как я тебе уже сказала, она – личность, – ответила Эйла. – И не знает, откуда она. Она вроде как… потерялась.

– Потерялась?

Тут в голосе Эйлы впервые прозвучала неуверенность.

– Не туда свернула? Заблудилась? Даже не знаю, как это сказать.

– И чего она хочет? Почему она здесь?

– Она хочет учиться. А я ей помогаю. Чем больше она узнает о нас и нашем мире, тем лучше.

– Почему?

– Потому что только так она сможет помогать, вот почему. – Эйла разогнула спину и потянулась. – Помогать нам.

– Помогать нам? – удивился Ким. – А что она умеет?

– Сначала ей надо научиться, – уклончиво ответила Эйла, встала и отряхнула землю с рук. – Не волнуйся. Она меня слушается. Я расскажу ей, чем она может нам помочь, когда придет время.

Пока он соображал, что ей ответить, Эйла повернулась к Киму спиной и направилась к выходу. Дверь теплицы закрылась за ней раньше, чем он подобрал слова. Но он все равно произнес их, хотя его не слышал никто, кроме моркови.

– Эйла, вряд ли это хорошая идея. Я знаю, ты очень умная. Все это знают, но тебе всего десять лет, и надо сказать, что иногда всем от твоего ума только хуже.

Глава 4

В доме Базальтов все ложились рано. Или, по крайней мере, предполагалось, что они должны ложиться рано. Родители Кима считали, что надо жечь меньше электричества, и не разрешали ему включать у себя свет после девяти вечера. Но Ким нашел выход: он читал в шкафу. Старый платяной шкаф занимал почти половину его спальни, зато на стене за ним была розетка, а у Кима имелся ночник, который подарила ему Бенни. Он прорезал в задней стенке шкафа отверстие, протянул через него провод и сдвинул кое-что из одежды.

Конечно, читать в шкафу было неуютно: тесно, душно, а металлический колпак лампы раскалялся так, что о него можно было запросто обжечься, если не соблюдать осторожность. Но все это были пустяки по