Операция «Призрак» - Михаил Смирнов

Ноздрин тихо вымолвил:

— Жаль нашего сотрудника. Но… сам виноват, нельзя было спать на посту.

— Преступник не оставил никаких следов, ни одного отпечатка пальцев, — вымолвил старший лейтенант.

— Опытный гад, — зло бросил Ноздрин…

* * *

За завтраком, широко улыбаясь, капитан Милорадов изрек:

— Я тут подумал, если мы здесь застрянем, то ночью можно будет сходить в санитарный поезд, навести мосты с медсестричками, наклеп. А, Ермолай? Ведь на фронте все мужики холостяки!

Сергеев в это время думал совсем о другом, а именно, о сохранности вагонов во время стоянки. Не сразу поняв, о чем говорил собеседник, строго взглянул на Милорадова.

— Ну, я это так, философски заметил, — очевидно, по-своему истолковав серьезный вид Ермолая, дал обратный ход капитан.

Но через пару секунд весело продолжил:

— А вообще можно сходить, наклеп. Тебе найдем помоложе бабец, мне постарше. Ха-ха!

— Сейчас трудно что-либо загадывать, — дабы не обидеть товарища, с которым еще предстоял нелегкий путь, неопределенно изрек Сергеев.

— И то верно. Но надежду и веру на теплую встречу с сестричками сохраним…

* * *

Милорадов и Сергеев направились к зданию вокзала. По дороге они заметили следы ночной фашистской бомбардировки: поврежденные здания и пути, обгоревшие каркасы вагонов, оборванные провода и упавшие деревья.

— Вот ведь фашистское зверье! — воскликнул капитан.

Для начала они решили сходить к гражданскому станционному начальнику и выяснить общую ситуацию.

Узнав, кто они и с какого состава, начальник станции Рязань, худенький, болезненный на вид старичок, тихо изрек:

— Сообщаю для сведения, товарищи, что станционные постройки и железнодорожные пути сильно повреждены. Восстановительные работы закончатся в лучшем случае через сутки.

— Вы можете наш состав убрать от забора? — спросил Милорадов.

— Вы что, издеваетесь!? Это исключено, у меня нет свободных путей. Все, все забито! — несмотря на свою внешнюю тщедушность, загромыхал начальник станции. — На станции скопилось 40 составов, из них 10 санитарных поездов с ранеными и больными. И они все прибывают и прибывают, а у меня при бомбежке значительно повреждены два паровоза, сгорело пять вагонов…

Хмурые Милорадов и Сергеев покинули кабинет и направились в линейное отделение милиции. Начальник его, улыбающийся и веселый капитан Пипия, с богатыми черными усами, также ничем, по сути, не смог помочь. Разве что предложил свой телефонный аппарат.

— И на том спасибо, — изрек Милорадов и быстро доложил своему начальству.

Ермолай позвонил полковнику Селезневу, а затем Булганину. Оба начальника выразили свое недовольство по поводу остановки и обещали свое содействие в быстрейшей отправке состава…

— Как у вас здесь с преступностью? — спросил начальника отделения Милорадов.

— Никакой преступности у нас нет. Я всех здесь держу под контролем, — бодро ответил Пипия, махая при этом руками.

— Внешний периметр станции охраняется? — спросил Ермолай.

— Ты имеешь в виду забор у вашего состава? — переспросил Пипия.

— Именно. Он снаружи охраняется? — спросил Милорадов.

— Конечно, дорогой. А что за груз у вас? Нас предупредили об ответственности и серьезности груза, но не сказали, что вы везете.

— Барахло всякое, — небрежно ответил Милорадов.

— Э… дорогой, зачем врешь, — явно обиделся начальник отделения. — Так и скажи Георгию Пипия, что нельзя говорить, я пойму. Но врать никогда не надо…

В неважном настроении Милорадов и Сергеев отправились к своему составу…

* * *

По небу бродили темные тучи, но было тепло, где-то под двадцать градусов.

Милорадов и Сергеев прошли вдоль своего состава. По той стороне, где рядом росли кустарники и примыкала ограда. Осматривая вагоны, они также не обошли вниманием деревянный забор, ограждающий территорию станции. Внешне он выглядел как вполне надежный, поверху его тянулась колючая проволока.

Они подошли к «пассажирскому» своему вагону.

— Думаю, сейчас надо выспаться, а то ночь была беспокойная, наклеп, — изрек Милорадов.

— Ты давай поспи, — согласился Ермолай, — а я пока тут побуду, службу понесу. А после обеда мы поменяемся местами.

— Добро, — бросил капитан и заскочил в вагон…

* * *

Астрахань

Лиза Жохина, прикинувшись бедной беженкой, сумела уговорить одну старушку пустить в ее частный дом на постой. Дом у реки Волга оказался маленьким, неказистым, частично вросшим в землю. В доме, пропахшем солью и еще чем-то, была кухня и одна комната.

«На первое время сойдет, — осмотрев бедноватое жилище, решила Лиза. — А там что-нибудь еще найдем».

Она обошла несколько ближайших магазинов, накупила продуктов, выпивки и устроила богатый обед.

— Давненько, милая, я так не едала, — обозревая стол, удивленно изрекла хозяйка.

— У меня, баба Нюра, муж ушел на фронт, я все свое что продала, что раздала, — уверенно врала Лиза.

— Так что деньги есть. Питаться мы с тобой будем хорошо, — ловко наполнила старинные пожелтевшие рюмки вином. — Как говорится, война войной, а брюхо требует вкусненького.

Старушка покачивала головой.

— Давай, выпьем, баба Нюра, за знакомство, — предложила гостья.

— Давай, Лизонька милая, выпьем. Эх, давно я уж не пила вино… обстоятельно исследовала весь дом. Как она изначально и предполагала, поживиться здесь было абсолютно нечем.

— Голь перекатная! — зло бросила и грязно выругалась. — Надо отсюда как можно быстрее сматываться…

* * *

Ермолай прохаживался вдоль состава, когда его окликнули.

— Сергеев? Ермолай?

Ермолай повернулся на голос и увидел приближающегося и улыбающегося светловолосого плечистого молодого человека. Он был одет в общеармейскую военную форму. Подойдя, незнакомец изрек:

— Добрый день. Я лейтенант Седых, прибыл по указанию комиссара Голикова оказать вам содействие, — и протянул руку.

Они поздоровались.

«Где-то я его видел?.. — задумался Ермолай. — Ах да! Вспомнил, я его видел в приемной комиссара», — спросил:

— А какого рода содействие вы должны оказать?

— Меня зовут Романом, и давай сразу перейдем на «ты».

— Хорошо, Роман. Но ты не ответил на мой вопрос.

— Я должен помочь вам с капитаном Милорадовым в части охраны груза во время стоянки. После того как восстановят движение, отправить вас в путь. А далее убыть в Москву.