Драконий перстень - Георгий Григорьянц

действий, не принеся жертвы богам и не узнав их волю через жрецов. Армию сопровождал войсковой авгур Донатус, тощий и высокий, член почетной жреческой коллегии, выполнявший официальные государственные гадания для предсказания предстоящих событий. Авгур в короткой трабее – тоге с ярко-красной полосой и узкой пурпурной каймой, с жезлом литуус и сосудом капис вышел вперед и встал лицом к северу:

– Проконсул! – торжественно воскликнул он. – Я вижу на востоке ворону: птица со стороны солнца приносит счастье!

– Прекрасно, – сказал удовлетворенный Помпей.

– Ворона не одна, целая стая! Хорошее предзнаменование!

– Не сомневаюсь в своем успехе… – Полководец обвел взглядом легатов.

Скавр показал рукой в противоположную сторону:

– Донатус, я вижу коршуна!

Коршун считался вестником поражения. Жрец-гадатель изменился в лице. Он провел над головой изогнутым литуусом две мысленные линии – одну с севера на юг, другую с востока на запад, а потом начертил в воздухе прямоугольник. Посмотрел наверх, на птицу высоко в небе, и сказал:

– Это не коршун, а молодой орел!

Помпей с облегчением вздохнул: появление орла предвещало победу.

– Орел – знак императора! – воскликнул он и, чтобы не испытывать больше судьбу, приказал: – Донатус, заканчивай.

Жрец быстро забрал свои принадлежности и ушел. Скавр вновь посмотрел на небо. Птица приближалась. Это был не орел и не коршун, а сокол. Вот он развернулся и полетел обратно от наблюдателя, что означало – забирает удачу с собой. Легат с тревогой взглянул на улыбающееся, разгоряченное лицо начальника, раздающего указания, и промолчал.

Митридат решил отступать. Его 30-тысячная армия пошла в глубь Понтийского царства, не вступая в сражение, и по мере преследования Помпеем, удалялась все дальше и дальше, пока не уперлась в горы Малой Армении.

– Гипсикратия, – говорил царь своей жене на привале, – становится опасно. Возьми детей и отправляйся в Боспорское царство к моему сыну Фарнаку!

– Великий царь, детей я отправлю, но сама останусь. Я всегда буду рядом с тобой, и никакие лишения и опасности не истощат моего желания любить тебя.

– Жизненное благо иметь такую жену! – Царь растрогался. – Нас губит не война или поражение, а потеря веры – прежде всего, в близкого человека.

Снабжение провиантом обеих армий ухудшилось: отряды снабженцев яростно уничтожались сторонами, которые устраивали друг другу засады. Кроме того, у сторон конфликта появились дезертиры. Их ловили и вешали – и Помпей, и Митридат.

– Моя цель – генеральное сражение! – возвещал Помпей своим командирам.

– Только в генеральном сражении я одержу победу! – обещал царедворцам Митридат.

Наконец, найдя в Малой Армении подходящую возвышенность, примыкавшую к неприступной горе Дастейра, царь Понта приказал занять боевые позиции. Обращаясь к своему лучшему полководцу Олфаку, вождю скифского племени дандариев, сказал:

– Пусть Помпей нас штурмует: мы уничтожим его армию!

– Легион за легионом! – воодушевленно воскликнул Олфак, имя которого по-скифски означало «сверхбыстрый».

Приготовили для римлян и камнепад, и огненные клубки из веток, и рабов-смертников, и массированный обстрел со скал стрелами. Армия Митридата, малообученная и слабо организованная, могла победить разве что на одном энтузиазме.

– Мир держится на лжи и жадности, – вещал Митридат, – и только великие личности меняют его к лучшему.

Под великой личностью он подразумевал себя.

– Мир – это война, которую великий человек развязывает во имя мира! – провозглашал Помпей Великий.

Он уже подошел к сильно укрепленному лагерю Митридата и размышлял: как выманить царя и вынудить сражаться? Римляне осадили лагерь понтийцев.

Помпей на площадке у подножья горы Дастейра скакал на золотистом скакуне вдоль строя легионов, в которых служили только граждане Рима – тяжелая и легкая пехота и приданная ей кавалерия, мимо вспомогательных войск из жителей провинций и рабов. Сверкали на солнце доспехи, оружие, знаки легионов – серебряные орлы, знамена и штандарты, барабаны, литавры, трубы и рожки. Первое, чему учили солдат, срок службы которых составлял 25 лет, – неотступно следовать за знаменем и серебряным орлом. Потеря этих символов – величайший позор для легиона. Сегодня настал день славы, долгожданный для солдат, рвущихся в бой, и чувствовалось всеобщее воодушевление.

Вернувшись на середину строя, Магнус провозгласил:

– Вы храбрые и отчаянные воины! Впереди битва! Нас ждет боевой успех! Смерть врагу!

– Барра!! – закричали воины, чтобы подбодрить друг друга, устрашить врага и докричаться до высших сил.

Справа от полководца стоит вестник. Он зычно спрашивает:

– Все ли готово к бою?! Все ли готово к бою?! Все ли готово к бою?!

– Да, готово! Да, готово! Да, готово! – радостно восклицают солдаты, трижды поднимая вверх руку.

С горы за этим ритуальным действом наблюдал Митридат в окружении Гипсикратии, Олфака и Диофанта.

– Имеющий мозги не заблуждается насчет всяких глупостей. Они прольют столько крови, что эту гору назовут Красной, – равнодушно сказал он.

Построение римлян закончилось. Поглядывая на гору Дастейра, Помпей дотронулся пальцем до камня на драконьем перстне. Сильное волнение охватило его, направление мыслей изменило ход, сердце забилось учащенно: решение вызревало.

Габиния в спешке вызвали к главнокомандующему.

– Проконсул, ты звал меня?

– Габиний!

Легат с удивлением смотрел на Помпея:

– Да, проконсул!

– Вот что я решил, – начал полководец. – Боя не будет. Мы измотаем противника, лишим его продовольствия и воды, заставим либо сдаться, либо в отчаянии спуститься с горы и биться.

– Проконсул, Митридат не решится дать сражение. Полагаю, нам предстоит штурмовать гору.

– Мы не полезем на гору. Я же не выжил из ума! – Военачальник сверкал глазами.

– Как же мы достанем Митридата?

– Мы построим земляной вал вокруг этой горы!

– Что?!

Вражеский лагерь римляне стали обносить сплошным рвом с валом. Инженеры и рабы сноровисто копали землю, а подразделения, выделенные легионами для охранения, заняли позиции вокруг горы. Митридат, осознав, что генерального сражения не будет, потерял душевный покой. Помпей не спешит штурмовать и готовит длительную осаду! Несомненно, вдохновение к нему снизошло благодаря драконьему перстню! Что ж, моя ярость прольется кровавым дождем!

– Олфак, действуем по запасному плану! – волнуясь, приказал Митридат.

Ночью отряд скифов начал отвлекающий маневр. Светила бледная луна. Ее мертвенный свет окрашивал скалы серебристо-грязной краской, заливал долину, где стоял лагерь римлян, оттенками серого и черного. Невеликие ростом, но резвые скифские лошади, выносливые и неприхотливые, помчались с горы вниз, неся всадников, готовых выпустить в противника тучу стрел с бронзовыми наконечниками. Преодолевая недостроенную систему укреплений, воины-скифы пускали в ход не только стрелы, но и акинаки, дротики и копья. Рядом с ними скакали обезумевшие лошади с колесницами, пылающими жарким огнем. Внезапный молниеносный налет был встречен римлянами эшелонированной обороной из сторожевых отрядов. Сверхбыстрый Олфак – вождь племени дандариев с Кубани – увлек за собой кочевников, и эта масса, словно острое железное копье, врезалась в римских солдат, протаранила охранение, опрокинула заслоны и влетела в лагерь непобедимых римлян.

Заиграли рожки, объявили тревогу! Помпей, никогда не любивший ночные схватки, выскочил из палатки и с удивлением уставился на происходящий хаос. Скифы метались по лагерю, сбивая строения и солдат, выпуская стрелы, меча копья, поджигая палатки, опрокидывая повозки, а их дикие гримасы в свете