Сломанный клинок - Айрис Дюбуа

Впрочем, сейчас она не могла не признать, что кузен переменился к лучшему. Тестар вел себя церемонно, а во время обеда стал с таким умилением восхвалять добрый нрав своей молодой супруги, что Аэлис даже устыдилась собственной подозрительности.

После трапезы, когда все перебрались поближе к огню, Тестар посетовал на то, что не застал дядюшку Гийома, к которому у него поручение.

— Тем лучше, — любезно заметила Аэлис, — лишняя причина погостить в замке, отец должен вернуться со дня на день.

— Благодарю от всей души, дорогая кузина. — Тестар прижал к сердцу обе руки. — Мне действительно придется воспользоваться твоим гостеприимством, но только на эту ночь. Завтрашний восход солнца, к большому моему сожалению, должен застать нас уже по дороге в Бовэ, так что с дядюшкой едва ли увижусь.

— Ну, как хочешь. А как поживает кузина Мадлен? Ты ничего о ней не рассказал.

— Сестра? — удивился Тестар. — Что о ней рассказывать! Живет себе со своим сиром де Траси… и, похоже, бедняга ходит у нее по струнке.

— Это я знаю, — улыбнулась Аэлис, — они гостили у нас прошлой зимой. Сейчас в Париже?

— Да… де Траси в милости у дофина. Кстати, когда я был у них в последний раз, Мадо жаловалась, что ты совсем ее забыла, ни разу не навестила.

— Когда же мне было… — рассеянно ответила Аэлис и вдруг оживилась. — А ведь верно, давно следовало бы навестить кузину! Постараюсь сделать это в ближайшее время…

— В ближайшее, боюсь, вряд ли удастся, — заметил Тестар. — В Париж сейчас лучше не лезть, подлые горожане окончательно взбесились. Твой супруг не пустит тебя, и будет прав.

Аэлис пожала плечами:

— Пустит, если захочу.

— Послушай, не бери примера с моей сестрицы! Клянусь амуром, это неженственно.

— Да-да, строптивость в жене есть большой грех! — изрек капеллан, пробуждаясь от приятной послеобеденной дремы.

— Главное же, подобная поездка чрезвычайно опасна, — покачал головой Бертье. — Ваш кузен прав, мадам, Париж ныне подобен огнедышащему вулкану.

— Или разбойничьему гнезду, — поправил Тестар. — Недавно там был похищен для выкупа один из придворных дофина — молодой виконт де Вьен. Похищен, как вы думаете, кем? Самой обыкновенной чернью! Бедняга целую неделю просидел в обществе этих негодяев, да еще с мешком на голове; впрочем, ничего удивительного, если вспомнить, что городом вздумал управлять купеческий старшина…

Щеки Аэлис зарделись румянцем, купеческий старшина связывался в ее представлении с Робером.

— Ну, требовать выкупа за пленного — этому они научились у дворян. Подумаешь, какая беда — ограбили виконта де Вьена! Так ему и надо, распутнику, Жюль мне кое-что про него рассказывал…

Светлые глаза Тестара насмешливо сузились.

— Помилуйте, кузина, ваш отец — барон, а супруг все-таки банкир, а не уличный коробейник. Откуда вдруг столько доброжелательства к черни?

Филипп Бертье поспешил вмешаться, капеллан тоже пустился в пространные увещевания, и мир был восстановлен. Аэлис замолчала, со скукой прислушиваясь к разговорам, а затем встала, пожелав присутствующим доброй ночи. Тут же поднялся и Тестар:

— Разреши проводить тебя, милая Аэлис. Хочу воспользоваться моментом, чтобы обратиться к тебе с небольшой просьбой…

— Почему для этого нужно выбирать особый момент? Мог бы обратиться и здесь.

— Речь идет о семейном деле, как бы это сказать… довольно деликатном.

— Ах вот что. Ну, тогда пойдем ко мне.

Перед комнатой Аэлис, как всегда, подремывал вооруженный итальянский стражник; Тестар, проходя мимо, скорчил насмешливую гримасу:

— Ну, дорогая кузина, тебя охраняют, как королеву! И как же следует это понимать — неужто у мессира супруга уже есть основания сомневаться в твоей верности?

Аэлис удивленно глянула на кузена, который вдруг совершенно преобразился. Вся его церемонность исчезла, уступив место развязно-двусмысленному тону; куда более двусмысленному, чем тот, каким он говорил с ней тогда, в прошлом году.

— Тестар, я не люблю шуток подобного рода, — сказала она сухо.

— Помилуй, я и не думал шутить… О-о-о! — прервал он сам себя, переступив порог и оглядывая комнату. — Как тут все изменилось! Я вдвойне рад это видеть… Во-первых, ты наконец получила достойную оправу… мне, клянусь честью, всегда было огорчительно видеть тебя в прежних нарядах. Не то чтоб они так уж тебя портили, я ведь давно научился любоваться твоими расцветавшими прелестями, мысленно освобождая их из-под ненужного покрова, но все же, согласись… Ну а во-вторых, приятно убедиться, что дядюшка Гийом начинает приобретать истинную деловую хватку! Быстро найти на вышеупомянутые прелести столь щедрого покупателя, это ведь тоже надо суметь…

— Ты хочешь, чтобы я позвала стражу?

— Стражу? Из-за того, что я похвалил деловые качества твоего отца? Хорошо, не будем касаться этого вопроса, если он так тебя шокирует. Я ведь пришел не затем…

— Тогда говори зачем. О каком «семейном деле» речь?

— А ты до сих пор не догадалась? — усмехнулся Тестар и, подойдя к ней почти вплотную, многозначительно добавил: — Я давно ждал этого, моя несравненная кузиночка…

— Я недогадлива, — сухо сказала Аэлис. — Будь добр объяснить, чего ты ждал.

— Чего? Твоего замужества! — засмеялся он. — Тех блаженных времен, когда та сможешь грешить, не опасаясь последствий, чего не могла год назад…

Аэлис смотрела на кузена широко открытыми глазами; тот, приняв ее молчание за поощрение, жестом победителя обнял ее за талию.

— Сегодняшнюю ночь мы смело можем провести вместе, прекрасная кузина, и клянусь, сам Господь Бог не осудит тебя за это! Если благородным дамам и приходится связывать свою судьбу с буржуа, то ведь не для того же, чтобы хранить им верность…

Отшвырнув его руку, Аэлис отступила на шаг.

— Дурак! — сказала она не столько с гневом, сколько с презрением. — Я всегда знала, что ты негодяй, но думала, ты хоть умней…

Схватив со стола колокольчик, Аэлис позвонила. В дверях выросла фигура стражника.

— Скажи людям сьёра де Пикиньи, чтоб седлали коней! Presto!^[64] Он уезжает! — И когда дверь за стражником захлопнулась, с насмешкой посмотрела на кузена. — Мне так жаль с тобой расставаться!

С минуту Тестар ошеломленно смотрел на Аэлис, потом лицо его пошло красными пятнами.

— Ну что ж, я уеду, — процедил он сквозь зубы, — но запомни: никому еще не удавалось безнаказанно оскорблять Тестара де Пикиньи! Ты не постыдилась продать себя грязному торгашу за золото и побрякушки, а любовь рыцаря, которого дарили благосклонностью благороднейшие дамы королевства, показалась тебе унижающей твою незапятнанную честь? Гром Господень! Ну, драгоценная кузина, ты еще пожалеешь…