Сарматские хроники-2. Спецназ поневоле - Евгения Говоркова-Никифорова

не волоком утащил на драккар. Там уложил на лежанку в шатре, предварительно заставив выпить пару глотков из у кого-то позаимствованной маленькой фляжки и закутав ещё одним одеялом, поручил её заботам Скилура, а сам немедленно вернулся на палубу.

– Что там? – спросила она, через некоторое время чуть согревшись и немного придя в себя от тяжёлого полузабытья.

– Ничего… , – тихо ответил юноша неожиданно по-русски. – Потери считаем. Ромеев, почитай, никого не осталось… Вожак хочет пройтись меж обломков – может, кому и удалось уцелеть…

Аглая не без труда поднялась на ноги, завернулась в одеяло и, не обращая внимания на протесты Скилура, выползла на палубу.

Драккар медленно двигался по бывшему полю битвы среди обугленных останков кораблей, осторожно огибая плавающие в воде тела погибших людей. Майпранг и несколько сарматов, не занятых на вёслах, стояли по обе стороны на носу, зорко вглядываясь в мутную воду. Потрёпанная камара плелась позади на буксире.

– Вижу!!! Вон там, между бочек!…

В ход пошли верёвки и багры, и через несколько минут на палубу втащили первого спасённого – мальчишку-русича, не старше Скилура, видимо, с одной из сгоревших лодий. Руки и плечи паренька были обожжены, одежда висела рваными клочьями. Он в страхе таращил глаза на воинов-волков, дрожал – не то от страха, не то от холода, и беззвучно плакал.

– Не трясись! – бросил Майпранг, смерив его хмурым взглядом. – Убивать тебя без нужды никто не собирается! Правда, и домой не повезём – придётся с нами до Греческого царства идти… Или – на корм рыбам!

Пацан часто-часто закивал.

– Да – с нами, или да – к рыбам? – вожак склонил голову на бок, а кто-то из волков ухмыльнулся.

– Д-да… С в-вами! – мальчишка продолжал трястись, но плакать перестал.

– Дайте ему одеяло! – Майпранг вновь повернулся к борту, вглядываясь в морские волны.

Через некоторое время ряды спасённых пополнились ещё почти десятком человек – двое русичей и шестеро византийцев были подняты на борт драккара. Обожженные измученные люди были отправлены на корму, где Аглая занялась осмотром их увечий. Она рада была, что появилось какое-то дело, и можно отвлечься от мрачных навязчивых мыслей.

– Всё, вожак! Нет никого больше! Два раза уже обошли…

Майпранг не ответил. Он продолжал стоять на носу, молча вглядываясь в морские волны и не давая приказа прекратить поиски.

– Смотрите! Вон там ещё кто-то!!!…

Среди обломков в тёмной воде то показывалась, то вновь исчезала голова человека. Один из сарматов, обвязав себя верёвкой, спустился с борта и подхватил обессилевшего пострадавшего, остальные втянули обоих на палубу.

– Гляди-ка! Лекаришка ромейский, с дромона!…

Лысенький лекарь был цел и невредим, но изрядно напуган. Отчаянно жестикулируя, он пролопотал несколько слов и без сил повалился на палубу, как рыба хватая ртом воздух.

– Что он говорит? – Майпранг взглянул на подошедшую Аглаю.

– Говорит – плавать не умеет! – пожала плечами та.

– Ну, вот и научился! – усмехнулся вожак. – Пусть, как оклемается, ранеными займётся, ты одна не справишься!

Аглая, как смогла, объяснила лекарю, что от него требуется, и отправила его на корму, а потом встала рядом с Майпрангом.

– Ты полагаешь, мы сможем найти его в этом месиве? – она положила ладонь на его пальцы, вцепившиеся в борт.

– Не знаю… Не знаю, Аглая! Но мне кажется несправедливым, если мы даже не попытаемся!

– От дромона не осталось… ничего! – тихо напомнила она, сморгнув подступившие слёзы.

– Почему? Осталось! – Майпранг взглянул на неё. – Лекарь!

Аглая невесело усмехнулась. Да, конечно! Лекарь…

– Смотри! Там!… – вожак показывал куда-то в волны по краю поля обломков и мёртвых тел.

– Что??? Не вижу!!!

– Вон там!… Верёвку! Быстро!!!…

Майпранг, обвязавшись вокруг пояса, сам спрыгнул за борт.

– Левее… Ещё немного…

Драккар, замедляя ход, маневрировал по его командам.

– Стой! Есть!!!…

Трое волков натянули верёвку, ещё двое помогли вожаку втянуть через борт тело Марка Ласкариса.

– Жив???… Да ладно!…

– Жив! ЖИВ!!!…

Голоса, доносившиеся откуда-то издалека, не давали Марку погрузиться в уютную глухую темноту. Внезапно тело пронзила острая боль. Византиец шевельнулся. Боль никуда не делась, мало того, даже усилилась – половина туловища, левое плечо и рука просто горели огнём!…

– Гляди-ка! В себя приходит!…

– Да-а… Наш катепан ни в воде не тонет, ни в огне не горит! Ну, почти…, – этот насмешливый голос был ему знаком, хорошо знаком.

– МАРК!!!…

Византиец открыл глаза и обвёл взглядом знакомые улыбающиеся лица, ещё не до конца понимая, где находится. Аглая, плюхнувшись рядом на колени, трясла его за плечо.

Выглядел катепан ужасно. На голове красовалась рваная рана, а вся левая сторона туловища и плечо представляли собой практически сплошной ожог. Довершали картину многочисленные синяки и кровоточащие ссадины.

– Хорош! – резюмировал Майпранг. – Скилур, давай-ка этого лекаря сюда! Здесь дела поважнее…

***

…К концу второго дня стало ясно, что до дома доберутся не все. Двое из спасённых, византиец и один из русичей, умерли от ран и ожогов и были погребены в морской пучине. У прочих имелась некая надежда на выздоровление, тем более, что византийский лекарь неплохо справлялся со своей работой. Аглая помогала, чем могла, но особых чудес не ждала – без лекарств, посреди моря, с весьма скромными запасами пресной воды…

Состояние Марка ухудшалось. Слишком велики ожоги, слишком много потрачено сил… Вечером Аглая принесла ему воды, но византиец остановил её руку с плошкой и отрицательно помотал головой:

– Не нужно… Аглая, послушай меня, только не перебивай… Я… вряд ли снова увижу свой дом…

– Марк!!! Хватит нести чушь!…

– Я попросил тебя не перебивать… Я хочу, чтобы ты знала: свой дом и всё своё имущество я завещал тебе. Я – последний из Ласкарисов, и не хочу, чтобы всё это ушло с молотка… Мой управляющий – верный человек. Уходя в поход, я дал ему свои распоряжения на случай, если не вернусь… Видишь, не зря…

– Марк! Я даже слушать этот бред не хочу!!! – Аглая вскочила на ноги и, поднявшись на дощатый настил на корме судна, уставилась в вечернее море.

– Что? – спросил Майпранг, вставая рядом.

– Плохо дело… , – Аглае казалось, что на грудь навалилась тяжёлая каменная глыба – не сдвинуть, ни вдохнуть…

Неожиданные звуки заставили её вздрогнуть и недоуменно оглянуться. Пел один из воинов-волков, сидящих на вёслах, и грубоватый сарматский язык удивительно ладно ложился на незатейливую мелодию. Голос певца креп, разрезая солёный морской воздух и густую темноту южной ночи…

…Странные, странные совпадения… Странные переплетения судеб далёкого прошлого и призрачного будущего… И песни, незримой нитью соединяющие людей, мысли и надежды…

Аглае, стоящей рядом с Богданом, задумчиво смотрящим в темнеющее море, казалось, что ноги её сами собой оторвались от дощатого настила, а волны песни, покачивая, тихо несут её вдаль…

Море, тихо шелестя за бортами драккара, создавало волшебный фон и аккомпанемент, а в