Дикие кошки Барсума - Геннадий Петрович Авласенко

– Послушай, Карди… ты меня слушаешь?

– Ну, что тебе ещё?

– Скажи, чтобы сеть чуть ослабили! Издохну ведь, и кукиш вам тогда, а не вознаграждение!

Какое-то время Карди молчал, словно обдумывая ситуацию. Женщина под ним слабо пошевелилась.

– Лежать, курва! – рявкнул на неё фермер, потом, чуть повернул голову в сторону Свенсона, буркнул сквозь зубы: – Мне все эти деньги до одного места, понял! Своих хватает! Так что, можешь подыхать!

Он вновь навалился на женщину, некоторое время молча сопел и елозил, потом, грязно выругавшись, со всего размаху ударил арфистку по щеке.

– Лежишь, как бревно! А ну, пошла вон отсюда, дрянь!

Изящная женская фигурка, вскочив с кровати, тотчас же бросилась к двери. Карди с мрачным сопением последовал вслед за ней, одеваясь на ходу.

– Что, Карди, снова не получилось? – с каким-то мстительным злорадством бросил ему вслед Свенсон. – И опять женщина виновата?

Но Карди, то ли не расслышал его, то ли просто сделал вид, что не расслышал. Во всяком случае, он даже не обернулся. Просто вышел из комнатки и плотно притворил за собой дверь. Так плотно, что даже узкая полоска света почти исчезла.

А ловчая сеть всё сильнее и сильнее сжимала Свенсона в смертельных своих объятиях. Он уже не ощущал ни рук, ни ног… а голову завернуло в сторону с такой силой, что казалось: ещё чуть – и не выдержат, лопнут шейные позвонки. Свенсон вновь застонал, сначала негромко, а потом уже в полный голос. Он понимал, что может умереть… да он и жаждал смерти или хотя бы потери сознания… всё что угодно, только бы избавиться от невыносимой этой боли.

Ещё Свенсон понимал сейчас, почему от сильной боли люди сходят с ума, он и сам был сейчас на грани помешательства… и, то проваливаясь в какое-то спасительное полузабытьё, то вновь возвращаясь в жуткую реальность, Свенсон ощущал, что постепенно теряет разум, что ещё немного, и он потеряет его окончательно…

А потом боль куда-то исчезла, уступив место приятной прохладе во всём теле. И Свенсон вновь ощутил руки, и даже смог немного пошевелить пальцами.

Неужели с него сняли сеть?

Свенсон попробовал приподняться и тут же понял: ловчая сеть по-прежнему надёжно его удерживает. Но почему тогда нет боли?

– Ну, как ты?

Раскрыв глаза, Свенсон некоторое время молча вглядывался в человека, над ним склонившегося.

– Ты – Адам? – тихо, одними губами прошептал он, узнав, наконец, молодого фермера. – Ты что тут делаешь?

– Тебе помогаю.

– Помогаешь? – Свенсон утомлённо закрыл глаза, полежал так немного, с тревогой ожидая неизбежного возвращения боли, но боль так и не вернулась. – Ты можешь снять сеть?

– Я пробовал, – как-то виновато отозвался юноша. – Но для этого необходимо специальное приспособление, а я его тут пока что не нашёл. Я поищу ещё… чуть позже…

В это время совсем рядом послышались ещё чьи-то осторожные шаги, и Свенсон, вновь открыв глаза, смог рассмотреть рядом с Адамом женщину в мужской рубахе, слишком для неё просторной. В руке женщина держала ведро, потом она чуть наклонила его и Свенсон вдруг ощутил, как на его измученное тело тонкими освежающими струйками льётся вода.

– Не всю сразу, Ева, – проговорил Адам тихо, еле слышно. – Вот так, постепенно… и старайся, чтобы на всего хватило…

Только сейчас Свенсон понял, почему исчезла боль. Сеть стягивается при высыхании, а теперь она более чем влажная. Правда, высвободиться даже с намокшей ловчей сети всё равно невозможно без специального приспособления.

– Принеси ещё воды, Ева, – сказал Адам. – Только осторожно… смотри, чтобы тебя не заметили.

Женщина подхватила опустевшее ведро и молча направилась к двери.

– Если всё же заметят, скажи, что это для меня! – крикнул ей вслед молодой фермер. – Чтобы чуточку остыть после жарких любовных баталий!

– Почему ты называешь её Евой? – спросил Свенсон, когда за женщиной закрылась дверь. – Разве это её имя?

– Вряд ли, – пожал плечами Адам. – Просто я – Адам, так почему бы ей не быть Евой? А что, звучит?! Слушай, – прошептал он, почти вплотную придвинувшись к Свенсону, – как думаешь, они позволят мне взять её? В смысле, купить? Я не могу без неё, понимаешь?!

Свенсон ничего не ответил.

– Действительно, что это я? – голос молодого фермера прозвучал почти виновато. – У тебя столько своих проблем, а я… Ты прости, что ничем не смог тебе помочь! Только сделать так, чтобы боль исчезла…

– Это не так и мало, – прошептал Свенсон. – Спасибо!

– Не за что! Я потом ещё пойду, поищу эту чёртову штуковину! Должна же она где-нибудь валяться!

Адам замолчал, и некоторое время оба они молчали. Потом возвратилась Ева с водой, и тоже присоединилось к общему этому молчанию. И только нарушали это молчание пьяные выкрики и хохот, доносящиеся из-за неплотно закрытой двери.

– Который час? – спросил Свенсон у Адама.

– Скоро полночь, – машинально проговорил тот, даже не взглянув на часы. – Что, вновь болеть начинает?

– Пока нет… – Замолчав, Свенсон внимательно взглянул прямо в лицо своему собеседнику, точнее, попытался взглянуть, ибо тьма в комнатке была слишком густой. – Скажи, а почему ты мне помогаешь?

Адам ответил не сразу, вернее, он, вообще, ничего не ответил. Вместо этого поднялся, подошёл к наружной стене и отодвинул штору.

И тотчас же всю комнатку залило удивительным светом трёх лун: зеленоватой, жёлтой и оранжевой. Зеленоватая луна была самой большой из всех трёх, её свет явно превалировал, но удивительное дело: ни жёлтый, ни оранжевый лунный свет не терялся в этих зеленоватых световых потоках, и это трёхцветие придавало ночному небу Агрополиса ни с чем не сравнимое обаяние и неповторимость.

А ещё все три луны словно мигали, не сами по себе, разумеется, просто какие-то не совсем понятные особенности здешней атмосферы и создавали этот удивительный и ни с чем не сравнимый эффект мигания. Вот и теперь тесная и тёмная комнатка это мгновенно и волшебным образом преобразилась, по стенам и потолку поползли разноцветные переливчатые узоры: фиолетовые, сине-зелёные, пурпурно-багровые…

Свенсону всегда нравилась местная ночь. Часто он специально выходил в полночь из дому, присаживался на скамейку у входа и долгими часами вглядывался в разноцветное это неба, на котором лишь поздним вечером да ранним утром можно было рассмотреть наиболее яркие звёзды. Он сидел, высоко вскинув голову и сцепив руки на затылке… сидел и молча любовался чудесными и постоянно изменяющимися переливами, сверкающими всеми цветами радуги. Они немного напоминали ему о величественных северных сияниях, к которым Свенсон так привык в детстве, на родной своей планете. Омега-3, так она